Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
— Вы так и будете стоять столбом? — басовито рявкнула Фаина Раневская, которая в бесов не верила в принципе, разве что в тех, что грызут душу каждого человека. — Неужели я должна все делать сама? Ну хоть подушки подайте, что ли!
Психолог засуетился, подсовывая ей подушечки. Он остро ненавидел себя за эту растерянность, но ничего не мог поделать. Детское преклонение оказалось сильнее всех рациональных размышлений. Но он знал, что справится с этим. Должен справиться.
— Ну вот так вроде и неплохо, — одобрила Раневская. — Знаете, ваш диван гораздо удобнее того, что у меня дома. Правда, мой совсем старый. Вы знаете, зачем я к вам пришла? — огорошила вопросом.
Психолог откашлялся. С этим кашлем из него выходила детская растерянность, и он вновь становился профессионалом, спокойным и деловитым. Тем более, что именно этого ожидала женщина на диване.
— Я догадываюсь, — кивнул он. — Поэтому говорить будете вы, а я послушаю. Ведь вам очень, очень нужно выговориться. Здесь — самое подходящее для этого место. А я, вот увидите, прекрасный слушатель.
— Вы даже можете иногда подавать мне реплики, — усмехнулась актриса. — Это очень важно, знаете ли, вовремя поданная реплика. Хороший партнер в нашем деле — это все!
— Договорились, — Психолог опустился в кресло, поерзал слегка, устраиваясь поудобнее. Сидеть придется долго. — Давайте начнем.
— Даже не знаю, с чего и начинать, — задумалась Раневская. — Давайте так. Я начну с чего-нибудь, а там куда-нибудь и придем.
— Хорошо, — согласился Психолог и приготовился слушать. Именно для этого он тут и находился — внимательно слушать.
— Автобиографию я пыталась начать так: «Мой отец был небогатым нефтепромышленником». Не смейтесь, в те времена можно было быть именно таким — небогатым и нефтепромышленником. Это сейчас если сел на нефть, значит, непременно стал богатым. Да, у него были какие-то интересы в ювелирном деле. А еще имелся собственный пароход. Кстати, на этом пароходе потом моя семья и уплыла от большевиков, ускользнула, как кусок мыла в унитаз. Собственный пароход пригодился.
Но в те времена наличие собственного парохода означало лишь крепкое купечество. Понадобились восемь десятков лет отсутствия частной собственности, чтобы личный пароход стал невообразимым чудом.
Кроме парохода у нашей семьи был двухэтажный дом в Таганроге и дача под городом. Правда, лето в Таганроге такое невыносимое, что на даче мы бывали редко. Вы пробовали выживать в пыльном провинциальном городке, когда столбик термометра упирался в 45–50 °C? Не удивительно, что летом улицы были пустынны, и лишь редкие нищие прятались в тени деревьев, чтобы выпросить копейку у проходящего мимо точильщика или прачки. Наша семья уезжала за границу. Мы бывали в Италии, Франции, Швейцарии. Лучшие местечки Европы были к нашим услугам.
И все же из всей собственности семьи мне больше всего нравился пароход. Он представлялся свободным, независимым, мог бросить вызов самому океану! Он бывал в тех странах, о которых я только грезила, начитавшись романтической литературы. Это потом жизнь сделала меня грубой и циничной, а в детстве я была натурой чувствительной, верящей в сказки и романтику. Еще хорошо, что не начала писать стихи. Это были бы ужасные стихи!
Да, но что это я все о пароходе… Я, собственно, пытаюсь сказать совершенно другое. Я начинала автобиографию таким образом, будто именно это и было самым главным. То, что мой отец был небогатым нефтепромышленником. На самом-то деле главным было другое. Что? То, что я была нелюбимым ребенком в семье. В семье, где все всех любили.
Но представьте, как выглядела бы автобиография знаменитой актрисы, начинающаяся словами: «Я была нелюбимым ребенком…» Фу! Это некомильфо! Наверное, именно поэтому дальше первой фразы автобиография и не пошла. Написать правду — немыслимо, врать — невозможно. Во вранье всегда запутываешься, начинаешь сам себе противоречить. А что еще хуже — реальные события противоречат твоим лживым утверждениям.
Вы знаете, что такое быть нелюбимым ребенком? Видеть каждый день, как любят других детей, и выпрашивать кусочек любви для себя…
Нас было трое: красавица Бэлла, умница Яков и я. Урод. Был еще четвертый, Лазарь, но он умер еще малышом. Я очень любила маленького брата. Честно сказать, я надеялась, что именно он станет гадким утенком, заменив меня на этом посту. Но он умер. Это было огромным разочарованием. Да, я жалела его. Ведь он был такой маленький, такой одинокий в своей смерти. Но больше я жалела себя. Теперь уже не осталось никого, кто смог бы снять с меня проклятие нелюбимого ребенка, семейного разочарования. А ведь в каждой семье должен быть свой гадкий утенок. Недаром же говорят: в семье не без урода. То есть кто-то должен быть уродом! Обязан! В нашей семье уродом была я.
Знакомые отца частенько восхищались красотой Бэллы. Я помню, как ее просили читать стихи или просто трепали по розовой щечке, не забывая сказать, что она очень похорошела с тех пор, как ее видели в последний раз, даже если это было всего день или два назад. Особенно старались в комплиментах партнеры отца. Похоже, они думали, что коммерческие дела пойдут легче, если сказать господину Фельдману о красоте его старшей дочери. Кстати, так оно и было. Помнится, однажды отец даже сделал солидную скидку на товар купцу, который восхитился Бэллой. Все знали, что Гирш Фельдман обожает Бэллу, и, конечно, осыпали ее приятными словами, а то и подарками.
Мне никогда комплиментов не говорили. Ладно, что не восхищались моей красотой. Ее ведь и не было. Но почему бы не восхититься моим умом? Я тоже умела читать стихи, и даже получше Бэллы. Но гости, бывавшие в нашем доме, не обращали на меня внимания. Ведь в этом не было никакого смысла. Говоря мне комплименты, нельзя было добиться ни лучших условий сотрудничества с господином Фельдманом, ни даже его поощрительной улыбки.
Вы знаете, что говорил обо мне папа? «Фанечка у нас не красавица, да еще и заикается. Бедная девочка!» Не красавица… Знаете, как это было обидно! Это обо мне Надсон написал:
Бедный ребенок, — она некрасива!
То-то и в школе и дома она
Так несмела, так всегда молчалива,
Так не по-детски тиха и грустна!
Зло над тобою судьба подшутила:
Острою мыслью и чуткой душой
Щедро дурнушку она наделила,
Не наделила одним — красотой…
Ах, красота — это страшная сила!..[1]
Через долгие годы, снимаясь в фильме «Весна», я произносила эту фразу: «Красота — это страшная сила!» По сюжету фильма фраза должна была подчеркивать интеллигентность моей героини, которая легко цитирует Надсона и берет с собой «Идиота» Достоевского, «чтобы не скучать в очередях». Но кто теперь помнит Надсона? Он слишком давно умер. Фразу приписывают мне. Конечно, лестно, но за Надсона обидно. Хотя сейчас даже и Пушкина не все знают. А ведь о Надсоне упоминал даже Маяковский. Помните: «Куренье во сне — причина пожаров, на сон не читайте Надсона и Жарова!»[2]Но даже это забыли…
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
