Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
После Второй мировой войны об увлечении баронессы и ее семейства нацистскими идеями в обществе словно забудут. Возможно, развод с Джозефом сыграет в этом свою положительную роль: оставшись одна, без мужской поддержки, женщина станет более сдержанной в своих высказываниях и поступках. К тому же у многих в те годы было «рыльце в пуху», мало кто из знатных семейств Европы сумел избежать «очарования фашизмом».
Тот же Уолкер писал: «Одри достигла известности, и связь ее родителей с фашизмом, какой бы кратковременной эта связь ни была, всегда очень остро переживалась ею. И хотя сама она была совершенно ни в чем не повинна, а ее мать уже давно раскаялась в своих заблуждениях, эта связь долгое время угрожала репутации обеих женщин и особенно карьере Одри. Любая связь с нацистами в прошлом была крайне опасна. К примеру, когда вторая жена Рекса Харрисона, Лилли Палмер, приехала с ним в Голливуд в 1945 году, кинокомпания приложила громадные усилия, убеждая всех, что актриса родилась не в Германии, а в Австрии – это считалось более приемлемым. Та осторожность, с которой Одри относилась к каждому интервью, вполне понятна при ее природной совестливости и тщательности во всем. У нее никогда не исчезала боязнь, что какой-нибудь дотошный журналист, копающий глубже официальных сведений, предоставляемых студией, вытащит на поверхность крайне неприятные факты из прошлого ее родителей».
Германия 30-х гг.
* * *И здесь снова возникает версия о причастности отца Одри к спецслужбам. В отличие от своей супруги, Джозеф Виктор Хепберн-Растон, разделяя нацистские взгляды и активно поддерживая нацизм, никогда не ставил своего имени ни под одним фашистским манифестом или публичной статьей – и эта его странная сдержанность вызывает большое подозрение. Возможно, он действительно выполнял некую секретную миссию? «Так же, как и об обстоятельствах исчезновения Хепберн-Растона, о его местопребывании Одри и ее мать никогда не упоминали, – сообщают исследователи, – это наталкивает на подозрение, что мужчина уехал в Германию, где продолжил сотрудничество с нацистами. Его видели там в 1938 году. В том же 1938-м Растон появился в Лондоне. На фотографии, сделанной тогда, мы видим джентльмена, идущего по городской улице с перчатками в руке. Он немного полысел и слегка осунулся, но все еще остался привлекательным брюнетом. Подпись на фото называет его «Энтони Растоном, директором европейского пресс-агентства». А европейское пресс-агентство занималось нацистской пропагандой в Англии и сбором секретной информации для рейха. Оно управлялось из немецкого посольства партийным чиновником Фрицем Хессе, который во время войны организовал радиопередачи из Германии с участием таких предателей-англичан, как Джон Амори и Вильям Джойс, получившим прозвище «лорд хо-хо». Они оба были казнены после падения Третьего рейха. Отец Одри активно помогал нацистам. Британские органы безопасности обозначили его условным наименованием «M 15» как человека, связанного с потенциальными врагами Британии».
Европейские женщины, очарованные нацизмом…
Также известно, что после начала войны, осенью 1939 года, Джозеф, как и сотни других английских фашистов, без суда и следствия был отправлен под домашний арест на остров Мэн. В тюрьме, правда, во вполне комфортных условиях проживали (пережидали неблагоприятные времена) сэр Мосли и его супруга Диана Митфорд. В годы войны множество британских граждан из всех слоев населения были «зачищены» и устранены в места заключения.
Что касается отца Одри Хепберн, то судьба его до конца не ясна. По словам британского исследователя Уолкера, «Документы, связанные с его делом, до сих пор не рассекречены, если они вообще сохранились. Вся информация, касающаяся его пятилетнего пребывания в заключении, основана исключительно на слухах или на упоминаниях о нем в письмах, дневниках или устных воспоминаниях его товарищей по несчастью. Первоначально Хепберн-Растон содержался в Брикстоне, затем, по сообщению одного очевидца, его перевели в пору первых воздушных налетов на Лондон в концентрационный лагерь, развернутый на ипподроме в Эскоте, который обнесли колючей проволокой. Там установили сторожевые вышки с пулеметами. Когда же и это место оказалось переполненным, его перевезли на север, в Ливерпуль. Он там попал в мрачные, поистине диккенсовские условия Волтонской тюрьмы». Как пишет Д. Споко об отце Хепберн, «Нет никаких документов или свидетельств того, что во время войны он как-то поддерживал нацистов. Если обвинять любого англичанина, который ужинал с Гитлером и фотографировался с ним, то первым кандидатом на арест и интернирование должен был бы стать герцог Виндзорский, некоронованный король Англии».
Одри Хепберн в беззаботном детстве…
И если популярная идеология 30-х годов не затронула психики девочки Одри, то расставание ее родителей нанесло ее психике весьма ощутимую травму. Как откровенно признавалась Одри Хепберн:
– События далекого 1935 года оказали влияние на все мои отношения с мужчинами. Влюбившись и выйдя замуж, я продолжала жить в постоянном страхе перед тем, что меня бросят.
Глава 3
Элла ван Растон. «Оккупация – очень короткое слово»?
После развода родителей жизнь маленькой девочки Одри изменилась. Вновь очутившись в родных пенатах, Элла не пожелала долго задерживаться под присмотром престарелых родственников и вскоре переехала в удобную квартиру на одной из главных улиц Арнема. Чтобы чем-то занять себя и получить дополнительный заработок, Элла бралась за работу с неполным рабочим днем (известно, к примеру, что она делала рекламную обстановку квартир для одной немецкой фирмы по сдаче в аренду недвижимости).
Разные источники биографических сведений об Одри сообщают, что та посещала престижную школу для девочек в Англии, тогда как другие яростно отрицают это утверждение, говоря, что Одри ходила в школу «Тамберс Бассе» в Арнеме и никогда в Англии не училась. Известно, что девочка свободно говорила по-английски, по-французски и по-голландски, и к тому же у нее был великолепный музыкальный слух.
– Восемь лет, с 1939-го по 1947-й, я говорила только по-голландски. Моя мать была голландкой, отец – англичанином, а сама я родилась в Бельгии. В нашем доме я всегда слышала и голландский, и английский языки, а за стенами дома говорили по-французски. Нет такого языка, на который я могла бы свободно перейти, почувствовав усталость, потому что мне так и не удалось привыкнуть ни к одному из них. У меня нет родного языка, поэтому критики обвиняют меня в причудливости речи.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
