Чарли с изыском, источая флер таинственности, потянулся к верхней коробке и извлек красную феску из того же усыпанного блестками материала, что и смокинг Кранча. Осмотрел ее, бережно держа в вытянутых руках, словно бесценную реликвию крестового похода седой старины. Потом нахлобучил на голову, лихо сдвинув набекрень, и предупредил толпу:
– Пожалуйста, никаких острот насчет «Касабланки»{16}.
Он действительно смахивал на сокращенную версию Сидни Гринстрита.
Подкравшись к Чарли сзади, Кранч протянул свои ало искрящиеся руки вокруг его необъятной талии и похлопал по титаническому брюху. Как будто все это было отрепетировано, Чарли выудил из второй коробки паранджу цвета мешковины и, не оглядываясь, передал Кранчу. Стилист быстро надел паранджу и провел вдоль глаз пальцами, растопыренными на манер повернутой на бок буквы V от переносицы наружу. Сначала вдоль левого, потом вдоль правого.
Толпа загоготала. От этой культурной аллюзии меня затошнило, но Чарли весь в этом. Непременно дожмет до упора, а потом еще чуть-чуть.
– Леди, – воскликнул Чарли, – эти паранджи не для вас. – Он выдержал паузу, чтобы смысл слов дошел до каждого. – Я хочу, чтобы каждая из вас надела ее на своего кавалера. Поглядим, каково им будет.
Этим заявлением Чарли склонил на свою сторону всех женщин в «Аквариуме» до единой. Кранч влез обеими руками в коробку и принялся молниеносно метать паранджи в толпу одну за другой. Я подхватил одну для себя.
– Леди, – продолжал Чарли, – а это – для вас!
Вместе с Кранчем они запустили руки в другую коробку, вытащив охапку фесок, и снова принялись метать реквизит гостям. Надев феску, Сэм озадаченно наблюдала за происходящим.
– А теперь будьте любезны сдать назад, – распорядился Чарли, – и мы пригласим Нейлан начинать. Мне нужно усадить Сэм, – закончил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Алекс Романов, управляющий хедж-фонда с такой доходностью инвестиций, что просто туши свет, принес стул и жестом пригласил Сэм садиться. Солист с копной волос вернулся в свет прожекторов и погнал Чарли и Кранча со сцены, а остальные члены ансамбля тем временем встали позади Сэм полукругом. С непристойной расхлябанностью отъявленного музыканта или поднаторевшего потребителя текилы солист пророкотал: «Раз, два, и, раз, два, три!» И тогда ансамбль перенес нас на Ближний Восток, сотрясая наши уши стаккато-инструментовкой на манер той, какая встречается в турецких ночных клубах, где подают козлятину под карри.
Нейлан воцарилась в луже прожектора, просияв в центре его ослепительного луча. Исполнительница танца живота слилась со светом. На фоне тьмы, укутавшей всех остальных, она впивала каждый лучик, испуская фотон-другой и сама. Вскинув руки, словно шпиль готического собора – а может, минарет, – Нейлан буквально призывала толпу насладиться зрелищем. Будто бросала вызов: попробуй-ка отведи взгляд! Она лучилась высочайшей уверенностью танцовщицы, давным-давно отточившей свое умение ослеплять зрителей и кружить головы мужчинам.
Эта поза определенно вскружила голову Джейсону Тропесу, стареющему султану хедж-фондовой индустрии. Он облапал Нейлан взглядом до последнего дюйма. Он забыл о стоящей рядом жене – величественной матроне возрастом за шестьдесят. Забыл свою заказанную по почте любовницу из восточноевропейского эскорт-агентства. Худшее, что можно купить на утаенные деньги, – Анастасия резвилась чуть раньше у бара. Но сейчас ему не было дела ни до той, ни до другой. Тропес горел синим пламенем от вожделения к танцовщице живота.
«Напяль свою паранджу и избавь нас от своей похоти», – подумал я.
Нейлан извергалась, крепко сотрясая животом и бедрами. По жирной плоти из стороны в сторону побежала рябь, будто прибой, накатывающийся на песчаный пляж, прежде чем отхлынуть в море за подкреплением. Нейлан устремилась прямиком к Сэм, вертя бедрами туда-сюда. Прямо танец больного живота какой-то.
Лет тридцать назад, когда у женщин с большими грудями еще имелись бедра, «Плейбой» мог бы сделать Нейлан звездой номера. Она буквально воплощает в себе роскошь и сладострастие. Большая задница, выпяченный животик и подпрыгивающие сиськи – все трое тряслись в нескольких дюймах от вздернутого носика Сэм. Нейлан сотрясалась с зубодробительностью отбойного молотка. Ее откровенное бикини, сотканное из золотых монет и очарования, бренчало, будто два кармана, набитых мелочью.
Забавно, но офигенно дико, решил я. И что это на Чарли нашло? С какой это стати он пригласил ее на день рождения Сэм? Танец живота – это скорее для мужиков.
Поначалу Сэм смеялась и подыгрывала. Приподняла полный бокал вина, как бы в тосте за здоровье Нейлан, но даже не пригубила, вместо того дергая головой в ритме, задаваемом золотыми монетами и сотрясаемым бюстом. Несомненно, она узнала об анатомии Нейлан куда больше, чем требовалось. Когда толпа взревела, лицо Сэм покраснело как свекла. Ее вытянувшееся лицо будто вопрошало: «И что теперь делать?»
– Выпей, – ответил я себе под нос. Но Сэм смущенно таращилась, не в состоянии расслышать моего совета.
А выражение лица Чарли, напротив, меня удивило. Он прямо-таки лучился довольством, упиваясь своей властью над толпой. Он взирал на аудиторию, почти не удостаивая Нейлан взглядом. Впрочем, ей это было до лампочки. Она содрогалась взад и вперед, трясла своими монетками и протянула руки, чтобы приласкать сзади шейку Сэм. Некоторые из зрителей ахнули, но большинство при этой попытке Нейлан соблазнить своим танцем Сэм возликовали. Кранч, конечно же, их поддержал.
Интересно, что видели рыбы, глазевшие сквозь свои стены? Должно быть, со своими паранджами, черными бабочками, красными фесками и монетизированными сиськами, охваченными неудержимой трясучкой, мы являли любопытное зрелище. Я бы ничуть не удивился, если бы миниатюрные чудища прекратили плавать туда-сюда, а прижались бы своими рыбьими мордами к стеклу, чтобы видеть получше. Они казались взбудораженными. Упорядоченное парадное накручивание кругов уступило место возмущенным взрывам активности. Они носились по аквариуму зигзагами, будто стараясь уловить блики света, отбрасываемые ослепительным бикини Нейлан.
Но в конце концов Нейлан и Кранч рассеяли сдержанность Сэм. Поднявшись со стула, она сорвала розовый шифоновый шарф с ближайшей подруги и скользнула в людское кольцо, как цыганка. Сэм провела шарфом по ноге Кранча снаружи и вытащила его у него через пах. С кокетливым выражением лица, плавно поведя плечами, она одними губами произнесла слова, которых никто не слышал, но поняли все до единого. «Вот это да!»
Откуда-то из толпы чей-то голос прокричал:
– Снимай!
Гости, повелители финансов и устои филантропии, отбросили все свои предрассудки прочь. Устроенный Чарли парад крепких напитков – от мартини до фруктовой окрошки с ромом – взял верх, сделав их своими марионетками. «Сни-май!» – стало всеобщей речевкой, раскатившейся по всей аудитории, хотя и неясно было, кто и что: то ли Нейлан – свои монеты, то ли Кранч – свои блестки, то ли Сэм – свое капустное одеяние.
