А на другой чаше весов были торопливые встречи с требовательной любовницей, недовольной своим унизительным статусом, после которых оставалось легкое чувство гадливости.
Этот ли расклад сыграл свою роль, или страсть угасла так же необъяснимо, как и вспыхнула когда-то, только однажды Гаврила Никитич пришел домой с цветами, поцеловал жене руки, и Анна Вениаминовна поняла: кошмар закончился. И еще она поняла, что муж знает об их с Катей тайном сговоре и благодарен за мудрость, терпение и любовь.
Вслух они об этом не сказали друг другу ни слова.
Анна Вениаминовна замолчала, и две женщины, молодая и старая, еще какое-то время тихо сидели в сгущающихся сумерках, погруженные каждая в свои мысли и воспоминания.
И Женя решила, что и она тоже проявит мудрость, терпение и любовь и тем самым вернет Бориса и сохранит свою маленькую семью. Но не было у нее ни гукающего сына, ни верной единомышленницы Кати, да и легкомысленной любовнице Гаврилы Никитича далеко было до умной и властной подружки Бориса с загадочным именем Зульфия.
6
Зульфия Халилулина была бухгалтером, но профессию свою не любила, поэтому, наверное, и высот особых в ней не достигла, оставаясь на вторых ролях, чем, впрочем, не тяготилась, ибо сфера ее интересов лежала совсем в другой области.
Ее абсолютно не привлекала карьера, а суматошная жизнь деловой женщины казалась нелепой. Она мечтала иметь богатого мужа, красивых детей и большой дом.
А пока Зульфия жила в Кузьминках, в трехкомнатной квартире на последнем этаже обшарпанной пятиэтажки, где помимо нее обитали еще отец с матерью и средний брат с женой и двумя детьми.
Старший, Рафаэль, давно вылетел из родительского гнезда и жил у своей жены Марины, которая работала главным бухгалтером в той самой строительной фирме. Именно по ее протекции в один прекрасный день Зульфия и возникла на пороге «Нового дома».
Это было настоящее мужское царство, и появление невысокой худой девицы с бездонными черными глазами, длинными прямыми волосами цвета воронова крыла, кроваво-красным ртом и такими же яркими ногтями не осталось незамеченным. И Зульфия ловко раскинула сети с крупными ячейками, через которые должна была отсеяться не представляющая интереса мелочь.
Поначалу Бориса она в расчет не приняла, хотя тот ее своим вниманием не обошел. Но был он не в ее вкусе, да еще и женат на хозяйской дочке. Впрочем, подобными сомнениями Зульфия никогда не мучилась и последнему обстоятельству особого значения не придавала — просто лишние ненужные проблемы. А любую заинтересовавшуюся рыбку прикармливала, так, на всякий случай.
Первая обжигающая искра пробежала между ними в день рождения Марины. По этому поводу в бухгалтерии всегда устраивался шумный праздник с цветами и подношениями ото всех других подразделений. Обильный стол был накрыт весь день, а вечером оставались только избранные.
Именно к этому моменту подъезжала обычно любящая свекровь, подвозила восхитительные домашние беляши. На этот раз блюдо подхватила ловкая, услужливая Зульфия, понесла вокруг стола еще горячие ароматные с хрустящей золотой корочкой пирожки.
Борис впился крепкими зубами в пружинящее тесто, театрально закатил глаза. Струйка прозрачного сока побежала по щетинистому в угоду последней моде подбородку. Зульфия быстро поставила блюдо, взяла салфетку и заботливо промокнула лоснящуюся каплю, готовую вот-вот упасть на лацкан дорогого костюма.
Борис перехватил ее руку, той же салфеткой отер жирные от беляша губы и поцеловал тыльную сторону запястья. Зульфия мягко улыбнулась. Гости весело шумели. Разыгранную как по нотам сценку заметила только мать, Наиля Зуфаровна.
Рыбка заглотила наживку. Осталось только мастерски подсечь, чтобы не сорвалась с крючка, и бери ее голыми руками! Зульфия правила любовной игры знала на «отлично», и Борис все глубже увязал в этом сладостном болоте, пребывая в полной и абсолютной уверенности, что это именно он столь удачно штурмует данную крепость и та шаг за шагом сдается на милость победителя.
Но до полной победы дело никак не доходило, и это еще больше распаляло его страсть.
Тем временем Борис возглавил дочернюю фирму, которая занималась строительством коттеджей, и Зульфию взял с собой на новое место. Теперь они были практически неразлучны.
Он перестал завтракать дома, потому что утренним кофе с неизменными тостами, яйцом, маслом и сыром кормила его Зульфия. Она заботилась о его обеде, а он — о ее ужине, как правило, в каком-нибудь маленьком ресторане, где под тихую музыку он рассказывал ей о себе, любимом. Никто и никогда не слушал его с таким вниманием. Это льстило, возвышало в собственных глазах.
Потом он отвозил ее домой и на прощанье целовал, страстно, теряя голову от сумасшедшего желания. Зульфия отрывалась от его губ с тихим стоном и убегала почти в слезах. И он понимал: ей тоже трудно, но овладеть такой девушкой в машине, в чужой постели или, не приведи Господи, в кабинете нельзя, никак нельзя…
Надо было что-то решать, придумать, может быть, купить квартиру и как-то тактично, деликатно сообщить об этом Зульфие, чтобы не испугать, не обидеть. Мысль о разводе с Женей ни разу не пришла ему в голову.
Решение возникло само собой, будто молния озарила, и Борис подивился, как это раньше столь очевидная идея не пришла ему в голову.
Стоял конец мая. После затянувшихся «черемуховых» холодов вернулось наконец долгожданное тепло, и Зульфия за традиционным кофе в его кабинете предложила вдруг съездить в коттеджный городок, посмотреть на месте, как идут дела, а заодно и воздухом подышать. Он попытался было отговорить ее — стройка, грязь, — но она осталась непреклонна.
Они выехали из шумной, душной Москвы, в плотном потоке машин одолели отрезок загородного шоссе, свернули на узкую лесную дорогу и попали в иной мир, где все пело, дышало тенистой прохладой, ласкало глаз и душу.
На берегу небольшого озера прямо среди рыжих прогретых солнцем сосен за высокими красными заборами стояли в ряд дома — один краше другого.
Они прошли по участкам, провожаемые взглядами рабочих, зашли в один из домов с почти уже законченной внутренней отделкой, поднялись на второй этаж.
Зульфия подошла к окну, распахнула створки. В комнату ворвался ветер, заиграл длинными волосами. Она подняла руки, и заходящие лучи солнца высветили ее фигуру под легкой тканью. Широкие рукава затрепетали, как крылья диковинной бабочки. Борис замер, жадно впиваясь глазами в желанное тело.
— Ах, — сказала она мечтательно, — как бы я хотела просыпаться здесь по утрам, бежать босиком по траве к озеру, а потом пить с тобой кофе в тени под соснами. И чтобы никого больше — только ты и я. Представляешь?!
Он представлял. Решение созрело мгновенно, простое как все гениальное.
7
В семье идею Бориса построить загородный дом поддержали. А то что же это получается — сапожник без сапог!
