Фалес сказал:
— Ты спрашивала про рев.
— Да. Похоже на рычание льва. Африканского льва.
— Это и был рев.
— А что делает африканский лев здесь, в сердце Северной Америки?
— Национальный парк «Большой Каньон» теперь называется парком Джефферсона.
— Как-как?
— Парком Джефферсона. Он стал частью глобальной программы восстановления дикой природы. Если ты посмотришь направо…
На горизонте, на кромке северного склона каньона она увидела какие-то движущиеся тени — массивные, неуклюжие, похожие на булыжники. Фалес настроил ее телескопическое окно, чтобы увеличить изображение. И тут она поняла, что перед ней слоны — целое стадо слонов вместе с детенышами, характерный профиль этих грандиозных животных ни с чем нельзя было спутать.
— Об этом парке у меня имеется обширная информация, — продолжал Фалес.
— Ничуть в этом не сомневаюсь. Но ответь мне еще на один вопрос. Что это за конструкция там возвышается? Похоже на строительные леса.
Оказалось, что это энергетическая установка, земная станция-преемник орбитальной энергетической станции, коллектор микроволнового излучения, падающего на землю с небес.
— Все сооружение весьма обширное, площадью десять квадратных километров.
— А оно безопасное? Я видела, как рядом с ним ездят машины…
— О да, для людей оно абсолютно безопасно. И для животных тоже. В нем имеется только одна особая зона.
— Фалес, а эти вспышки на небе… сияние…
— Это зеркала и паруса. Вне Земли сейчас создана настоящая архитектура. Очень красивая.
— То есть люди взялись строить мечту. Тук был бы очень рад…
— Боюсь, что полковник Тук давно умер.
— Это не имеет значения.
— Байсеза, ты можешь пообщаться с кем-нибудь из людей. И обсудить с ними любую интересующую тебя тему. Например, детали твоего анабиоза.
Мне все уже объяснили перед тем, как я легла в капсулу.
Появление клиник анабиоза стало следствием солнечной бури. Первые клиники такого рода появились в Америке задолго до самого события, потому что богачи собирались таким образом переждать трудные годы, чтобы потом заново восстановить свое тело. Байсеза вошла в одну из таких клиник только в 2050 году, через восемь лет после бури.
— Ну, тогда я могу тебе рассказать о тех достижениях в медицине, которые произошли, пока ты находилась в анабиозе, — продолжал Фалес. — Например, как показали исследования, восприимчивость твоих клеток к сероводороду является реликтом, характерным для очень ранней стадии эволюции жизни на Земле, когда мир принадлежал не только аэробным существам, но и метаногенам…
— Звучит до ужаса поэтично…
— Но во всем этом есть и мотивационный аспект, — мягко возразил Фалес.
Она почувствовала себя неуютно.
— Какой еще мотивационный аспект?
У нее были свои причины отправиться в ледяную капсулу. Майра, ее дочь, вышла замуж вопреки ее совету и тем самым обрекла себя на жизнь вне Земли. Кроме того, тогда в обществе господствовала теория заговора, а Байсеза хотела избежать обвинения в заговоре, которое на нее возводилось в связи с ее особой ролью в солнечном кризисе, — несмотря на то что большая часть происшедших тогда событий, включая сам кризис, были глубоко засекречены.
— Между прочим, — сказала она, — решение уйти в анабиоз приравнивалось тогда к выдающейся заслуге перед обществом. По крайней мере так мне сказали, когда я подписывала чек. Мой доверительный капитал пошел на исследование методов, которые однажды будут использованы для сохранения органов-трансплантантов или для подготовки экипажей к длительным межзвездным полетам. И к тому же в тот период, когда человечество пыталось оправиться после бури, мое пребывание в замороженном состоянии можно назвать очень экономичным…
— Байсеза, существует мнение, причем весьма распространенное, что клиники анабиоза по существу представляют собой форму сублимированного суицида…
От этих слов она отпрянула. Будь на месте Фалеса Аристотель, он бы донес до нее эту мысль деликатнее, подумала она. А вслух сказала:
— Фалес, если у меня возникнет желание обсудить это с кем-нибудь, я обращусь к своей дочери.
— Разумеется, Байсеза. Может быть, ты хочешь еще о чем-нибудь спросить?
Она поколебалась.
— Скажи, сколько мне лет?
— А, хороший вопрос. Ты просто прелесть, Байсеза.
— Спасибо.
— Ты родилась в 2006 году, то есть шестьдесят три года тому назад. Из них нужно вычесть девятнадцать лет твоего пребывания в клинике.
— Значит, получается сорок четыре года.
— Тем не менее твой биологический возраст сорок девять лет.
— Да. Но откуда взялись эти пять лет?
Это те годы, которые ты провела на «Мире».
Она кивнула.
— Ты и об этом знаешь? — спросила она.
— Все это хорошо изучено. Да, я об этом знаю.
Она снова откинулась на спинку кресла, разглядывая далеких слонов, которые двигались на фоне сверкающего неба 2069 года, и пыталась собраться с мыслями.
— Спасибо, Фалес, — наконец сказала она.
— Всегда к твоим услугам, — ответил он. Голос его исчез, и его отсутствие осязаемо повисло вокруг нее в воздухе, словно ушел живой человек.
5. Лондон
Белла Фингал находилась в самолете над Лондоном, когда ее дочь впервые сообщила плохие новости из космоса.
Белла только что перелетела через Атлантику, и ее самолет приближался к Хитроу, то есть летел к западным окраинам столицы. Но тут пилот сообщил, что им придется сделать еще один круг над городом, а затем подлетать к аэродрому со стороны Темзы, то есть садиться против сильного встречного ветра. Стояло ясное мартовское утро, и под крылом самолета город разворачивался перед Беллой, как сияющий ковер. Самолет находился в полном ее распоряжении, — один из новейших гиперзвуковых летательных аппаратов, или лучше сказать персональных межконтинентальных такси для пятидесятисемилетней женщины, матери семейства и бабушки.
Но на самом деле она вовсе не горела желанием совершать это путешествие. Похороны Джеймса Дюфлота прошли из ряда вон плохо, и теперь ей предстояло посетить осиротевшее семейство, что могло окончиться еще хуже. Тем не менее такова была ее обязанность как главы Всемирного Космического Совета.
Она попала на эту должность чуть ли не случайно, оказавшись, очевидно, компромиссной фигурой для стареющих управленцев этого достойного и влиятельного учреждения. Принимая свой новый пост, она в глубине души надеялась, что он окажется скорей номинальным и почетным, нежели на самом деле ответственным, — чем-то наподобие множества университетских номинальных президентств или неадминистративных руководящих должностей, которые появились в последнее время в среде ветеранов солнечной бури. Она даже представить себе не могла, что придется путешествовать через полмира, чтобы выполнять малоприятные обязанности официального лица в слезливой и сумбурной ситуации семейного траура.
