4. Когда спящий просыпается
Февраль-март 2069 года
Байсеза была счастлива покинуть наконец клинику анабиоза. Там стоял постоянный гнусный запах тухлых яиц, так как, чтобы заставить органы человека прекратить потребление кислорода, там использовался сероводород.
В клинике докторам потребовалось три дня, чтобы влить в сосуды Байсезы новую кровь и заставить ее органы вновь принимать кислород, а также чтобы сделать ей положенный комплекс базовой физиотерапии, после которого она могла самостоятельно двигаться с помощью костылей и специальной рамки. Она себя чувствовала невыразимо старой, старше своих биологических сорока девяти лет, и, кроме того, абсолютно истощенной, словно стала жертвой длительного голода. Зрение ее восстанавливалось плохо: глаза постоянно болели, в них что-то покалывало и жгло. Давали себя знать и дефекты зрения: появилось что-то вроде галлюцинаций. И к тому же у нее было неприятное ощущение, что от нее пахнет собственной мочой.
Но, впрочем, что еще можно было ожидать в такой ситуации? Она девятнадцать лет пролежала без пульса, без крови, без электрических импульсов в мозговых клетках, ее ткани не потребляли кислород, а тело находилось в холодильнике, температура которого была настолько низкой, что клетки запросто могли разрушиться.
И сама клиника анабиоза, пока Байсеза находилась в криокапсуле, тоже изменилась. Теперь она была похожа на довольно приличный отель: везде стеклянные стены, белые полы и пластиковые диванчики. И повсюду встречались старые-старые люди — по крайней мере, они казались очень старыми. Они осторожно двигались по коридорам, одетые в пижамы и халаты.
Больше всего ее поразило то, что клиника переехала. Подойдя к окну, она увидела неподалеку огромный провал, пыльный каньон, слоистые стены которого напоминали страницы огромной книги. Байсеза догадалась, что перед ней Большой Американский Каньон. Зрелище грандиозное, подумала она, даже жаль, что такую роскошь тратят на этих паралитиков из клиники анабиоза.
Байсеза постаралась не вникать в то, что, пока она спала без сновидений в хитроумной криокапсуле, ее отключили от приборов и, словно неодушевленный груз, без спроса и почтения отвезли на другой конец континента. Пока продолжалась реабилитация, она сидела у окна и наблюдала за статичной геологической драмой, которая разворачивалась у нее перед глазами. Раньше она видела Большой Каньон только один раз, во время туристической поездки. Если судить по солнцу, то сейчас они находились где-то на его южной оконечности, вблизи Города. После глобальной солнечной бури местные флора и фауна, судя по всему, уже начали восстанавливаться: везде видны были кактусы, юкка и черная поросль кустов. Продолжая свое терпеливое наблюдение, она заметила вдалеке стадо длиннорогих козлов, потом скользнувшую тень койота, а однажды, как ей показалось, даже гремучую змею.
Но если каньон восстанавливался в прежнем виде, то все остальное пространство вокруг него сильно изменилось. На горизонте с восточной стороны она заметила что-то вроде плоской металлической конструкции, поднимающейся вверх на подобии странных ножек. Сооружение напоминало каркас недостроенного супермаркета. Под ним и вокруг него постоянно сновали какие-то машины. Никаких мыслей относительно того, что это может быть, у нее не возникло.
А иногда в небе она видела огни. Вот движется какая-то яркая точка, в течение почти сорока минут ее хорошо видно на южном вечернем небе. Должно быть, это летательный аппарат на очень высокой орбите. Но иногда Байсеза видела и нечто более странное: бледные пятна на голубом небе днем, неправдоподобно яркие мерцающие звезды ночью. Это было странное небо новой эры. Она подумала, что должна заинтересоваться этим явлением, или хотя бы его испугаться, но ничего подобного в себе не почувствовала.
Все изменилось только тогда, когда она услышала рев. Могучее, приглушенное грохотание, которое, казалось, шло из-под земли. Звери так реветь не могут, подумала она, скорей похоже на землетрясение, камнепад или рев пробуждающегося вулкана.
— Что это? — спросила она.
— Байсеза! Ты задаешь вопросы?
Голос, который ей отвечал, был тихим, мужским, — пожалуй, преувеличенно правильным. Он шел прямо из воздуха.
— Это ты, Аристотель? — спросила она и, еще не получив ответа, поняла, что Аристотелем говорящий быть не может.
Голос ответил после довольно затяжной паузы.
— Боюсь, что я не Аристотель. Я Фалес.
— Ну, да, конечно, Фалес.
Перед солнечной бурей человечеством были созданы три великих искусственных интеллекта, отдаленные потомки научных машин и компьютерных программ первых технологических поколений, и все они были чрезвычайно дружелюбно расположены к человечеству. Ходили слухи, что их копии удалось сохранить, в то время как отдельные сегменты разлетелись по межзвездному пространству. Солнечную бурю из всех трех пережил только Фалес, встроенный в простейшие сети Луны, которая оказалась весьма стойким земным спутником.
— Очень рада снова слышать твой голос. Пауза.
— Я твой тоже, Байсеза.
— Фалес… почему твои ответы запаздывают? А! Ты, наверное, все еще находишься на Луне?
— Да, Байсеза. К сожалению, я ограничен скоростью света. Прямо как Нейл Армстронг.
— А почему тебя не вернули на Землю? Кому нужны все эти неудобства?
— Есть разные методы их сгладить. Местные станции могут меня поддержать, когда временной зазор становится критическим, — например, во время медицинских процедур. Но в общем ситуация выглядит вполне удовлетворительной.
Байсезе показалось, что ответы Фалеса звучат заученно и неискренне. Может быть, они были заранее записаны? Пребывание Фалеса на Луне означало нечто гораздо большее, чем то, что он ей говорил. Но у нее не возникло желания копаться во всех этих проблемах.
