Она закрыла окно, затем обошла комнату и проверилаостальные.
Один взгляд на часы — и ее опасения подтвердились. У нее нетвремени обойти все замки в доме — так можно разбудить родителей или Бет. Новедь надо же что-то делать… Джессика подошла к ящику, где были аккуратносложены ножницы, моток скотча, компьютерные диски и прочее в том же духе, нашларезиновый буфер и подсунула под дверь комнаты. Если кто-то попытается вломитьсяк ней, он наделает много шума.
Но все равно Джессика знала, что этой ночью уже не заснет.
Она села на пол, прислонившись спиной к двери, и сталаждать, сжав в руках «Представление». Может, в обычное время амулет и не станетметать искры, но тяжелый стальной фонарик лучше, чем совсем ничего.
Джессика закрыла глаза и стала ждать, пока закончитсябезопасное время синевы.
И вот снова прокатилась рябь — на этот раз мягче, как этобывает в конце полночного часа. Под девочкой задрожал пол, мир вздрогнул иснова сдвинулся с места.
До ушей донесся какой-то шум, и Джесс резко открыла глаза,стиснув фонарик так крепко, что костяшки пальцев побелели, В комнату сновасочились цвета. Повсюду протянулись тяжелые тени, все стало четким и ярким.Джессика зажмурилась от резкого света, и ее глаза заметались от окна к окну.
И тут она увидела, откуда шел шум, и облегченно выдохнула.Монета наконец упала и шлепнулась об пол, ярко вспыхнув на фоне паркета.
Джессика подползла ближе и уставилась на монету.
— Решка, — пробормотала она.
00:01 Флатландия
Нормальное время опустилось на Джонатана свинцовым одеялом.
Он лежал плашмя на крыше прямо над человеком сфотоаппаратом, распластав руки и ноги, чтобы заполучить от черепицы как можнобольше трения. Но когда вернулась сила тяжести, на какую-то долю секунды онзаскользил по скату крыши. Раздался скрежет, и Джонатан бесшумно ругнулся.
Потом он услышал внизу жужжание фотоаппарата и цепочкунастойчивых шорохов, которые вернулись к жизни с возобновлением нормальноговремени. Мужчина делал многократную съемку ровно в ту секунду, когда наступилаполночь. Вот это худо. Ладно хоть подвывание фотоаппарата заглушило звукскольжения Джонатана.
Джонатан с трудом приподнял голову. Он едва мог дышать:внезапно навалившаяся тяжесть буквально приплющила его к холодной черепице.Человек под ним убрал от глаз фотоаппарат и сверил время на дорогих часах,блеснувших в лунном свете. Затем он начал разбирать длинный телеобъектив.
У Джонатана мурашки по телу побежали. С прошествием полуночичерепичная крыша стала холодной, и со всех сторон его обдувал ледянойоклахомский ветер. Мальчик планировал вернуться до конца часа синевы, так чтодаже куртку не захватил.
«Черт», — подумал он, вспомнив, что еще предстоитдолгая дорога домой.
Джонатан бесшумно подтянул конечности к телу и подул наруки.
А внизу мужчина уже убрал фотокамеру в футляр. Запахнувпоплотнее пальто, он на корточках пересек задний дворик и ловко перемахнулчерез деревянный забор. По аллее еще долго удалялся звук его шагов.
Джонатан придвинулся к водосточной трубе и глянул вниз, ужежалея, что решил спрятаться на крыше. Минуту назад это казалось естественным —если умеешь летать.
Но здесь, на земле, его ожидал полет не из приятных.
Он медленно начал спускаться вниз, вцепившись пальцами вводосточную трубу. А когда та громко заскрежетала, он, словно мешок скартошкой, грузно спрыгнул на землю.
— Ох!
Правую лодыжку пронзила острая боль, но Джонатан сдержалкрик, надеясь, что его не слышно за воем ветра в кронах деревьев.
Боль докатилась до головы, брызнула в глаза, и из ниххлынули горячие слезы. Мальчик сделал глубокий вдох, стараясь не обращатьвнимания на боль. Долго же придется догонять этого фотографа…
Джонатан проковылял по лужайке, подтянулся на руках ивыглянул за забор. В конце аллеи он разглядел силуэт, торопливо шагающий нахолодном ветру. Джонатан неуклюже переполз через ограду. Подстроиться к обычнойсиле притяжения как физически, так и внутренне — не минутное дело. Каждый деньполночь длилась всего час, но именно в это время Джонатан чувствовал себяпо-настоящему живым. Остальные двадцать четыре часа он был на плоской земле какв капкане. Прямо как муха, увязшая в патоке.
Рухнув на затвердевшую грязь по ту сторону забора, Джонатанполучил очередную порцию боли в лодыжке. Он снова прикусил губу, чтобы не дайбог не застонать, и скорчился в тени у ограды, выжидая, когда человек завернетза угол.
Потом Джонатан заковылял следом.
Через несколько секунд послышался визг автомобильных шин.Джонатан нырнул к задней подъездной дорожке и едва увильнул от света фар. Онмысленно видел легчайший прыжок, который перенес бы его через крышу подальше отчужих глаз… Но во Флатландии[2] все, на что был способенДжонатан, — это спрятаться в тень за стоящим пикапом.
Машина медленно въехала на незаасфальтированную аллею, и подколесами захрустели камешки и гравий. Свет фар слепил глаза Джонатана, которыееще не отвыкли от часа синевы, как и все остальное тело. Он почувствовал во ртувкус крови. Боль пульсировала в такт с бешеным сердцебиением. Ну вот, допрыгался.Похоже, прокусил губу.
Когда машина проехала мимо, Джонатан, хромая, выбрался изукрытия и присел на корточки, разглядывая под красным взглядом задних огней ееномер. Метнувшись обратно в тень, он повторил его несколько раз, будто одно иззаклинаний Десс.
Звук утих, и Джонатан позволил себе вздохнуть с облегчением.Хотя бы этот тип уехал, и хорошо. И вообще, он ведь всего лишь подглядывал.
Но зачем? Джонатан был совершенно уверен, что никто, кромеполуночников, не знает о тайном часе. Молчание стало негласным уговором пятеркиребят, каждый из которых был способен проживать время синевы.
Но этот человек пытался что-то выяснить. Какова вероятностьтого, что это просто совпадение? А вдруг он несет угрозу?
Джонатан двинулся по аллее, припадая на здоровую ногу. Унего будет полно времени, чтобы поразмыслить обо всем по пути домой, пусть дажеодновременно придется беспокоиться о том, как не задубеть до смерти и ненаткнуться на Сенклера. Шериф и правда имел на него зуб после той облавы, когдаих с Джессикой задержали за нарушение комендантского часа. А сегодня к тому жеснова суббота — не лучшее время для стычки с Сенклером. Джонатану совсем нехотелось провести две ночи в тюряге, отскакивая от стен во время тайного часа вожидании утра понедельника.
