Прежде чем ответить, я на мгновение заколебалась. Вот-вотдолжна была выпасть последняя карта, и я гадала, что же у ангела и смогу ли япобить его комбинацию. Пара? Две пары? О! Вышла последняя карта. Снова пики.Теперь вполне возможно, что у него флеш. Тогда он побьет меня. По-прежнемунадеясь его переблефовать, я опять подняла ставку. Он снова ее перебил, болеечем удвоив мою начальную ставку.
Предстояло добавить кучу денег, особенно если учесть,сколько я уже поставила. Века капиталовложений придали мне уверенности, но этоне значит, что нужно быть дурой. Что у него? Должен быть флеш. Я уклонилась ибросила карты.
С довольной ухмылкой он сгреб внушительный банк. Когда онвскинул руку, карты предстали лицевой стороной. Бубновая двойка. Восьмеркатреф.
— Ты… ты блефовал! — воскликнула я. — У тебявообще ничего!
Картер молча зажег сигарету.
Я воззвала к остальным:
— Он ведь не может!
— Черт, я этим пол-игры занимался, — отозвалсяХью, взяв у Картера зажигалку. — И не то чтобы от этого вышел какой-нибудьтолк.
— Да… но… он-то, понимаешь… ангел. Они не могут лгать.
— Он не лгал. Он блефовал.
— А блефовать тоже нечестно, — возразил Коди,наматывая на палец прядь белокурых волос.
— Это потенциальная ложь, — высказался Питер.
— Потенциальная ложь? — уставился на негоХью. — Что, черт побери, это значит?
Глядя, как Картер складывает деньги, я скорчила ему рожу.Ангел должен оказывать хорошее влияние на слуг зла, а он временами кажется ещехуже нас.
— Наслаждайся своими тридцатью сребрениками, Иуда.
Он насмешливо мне поклонился, в то время как остальныепродолжали спор.
Вдруг разговор обвалился, словно ряд падающих домино.Картер, разумеется, почувствовал это первым, но, как всегда безразличный,только поднял брови. Затем дошло до вампиров с их обостренным чутьем. Онипереглянулись и уставились на дверь. Наконец, спустя несколько секунд,насторожились и мы с Хью.
— Что это? — нахмурился Коди. — ВродеДжорджины, но не совсем.
Хью задумчиво проследил за взглядом молодого вампира:
— Инкуб.
Я, конечно, и сама уже поняла. Излучение, которым все мыобладаем, различно: вампиры ощущаются иначе, чем черти, а черти — иначе, чемсуккубы. Если достаточно хорошо знаешь бессмертных, всегда сможешь распознатьисключительные особенности каждого. Я была единственным суккубом, пробуждающимощущение шелка и благоухания туберозы. В комнате, полной вампиров, я запростоопределю присутствие Коди или Питера.
Таким же образом я сразу узнала, что к дверям приближаетсяинкуб, и точно определила, какой именно. Его признаки я отличила бы везде, чтобы ни случилось. Мимолетное ощущение бархата на коже. Едва заметный ароматрома, миндаля и корицы.
Не успев даже осознать, что встала, я распахнула дверь и срадостью обнаружила те же лисьи черты и озорные глаза, что видела в последнийраз более ста лет назад.
— Привет, ma fleur[1], — сказал он.
Глава 2
— Бастьен, — выдохнула я, все еще не веря своимглазам. — Бастьен!
Я бросилась в его объятия, а он поднял меня, как пушинку, изакружил. Потом аккуратно поставил, нежно глядя сверху вниз, и на его красивомлице заиграла улыбка. Тут я осознала, как мне ее не хватало.
— Ты ничуть не изменился, — заметила я, пожираявзглядом черные вьющиеся волосы, доходящие до плеч, шоколадно-коричневые глаза,столь темные, что казались черными.
В отличие от меня он предпочитал носить обличье, оставшеесясо смертных дней. Кожа была цвета моего любимого кофе мокко, гладкая иприятная. Нос ему сломали еще в человеческие годы, но Бастьен так и непотрудился это исправить. Это нисколько его не портило; наоборот, скорейпридавало облик лихого мерзавца.
— А ты, как обычно, выглядишь совершенно иначе. Какнынче себя называешь?
В голосе его слышался легкий британский акцент после многихлет, проведенных в Лондоне, — вслед за тем, как он покинул плантацию рабовна Гаити. Он сохранял этот акцент и французские словечки своего детстваисключительно для форса; по желанию он мог говорить на американском английскомтак же безупречно, как я.
— Джорджина.
— Джорджина? Не Жозефина? Не Хироко?
— Джорджина, — повторила я.
— Ну что ж, очень хорошо, Джорджина. Дай-ка посмотретьна тебя. Повернись.
Я закрутилась, словно модель, демонстрируя свое новое тело.
— Изысканно, — одобрительно кивнул он. —Впрочем, иного я от тебя и не ожидал. По сути, все то же, что у других, но всеизгибы в нужных местах, и цвет очень приятный.
Склонившись, он профессиональным взглядом изучил мое лицо.
— Особенно мне нравятся глаза. Кошачьи. Сколько ты ужев этом обличье?
— Пятнадцать лет.
— Только-только разносила.
— Ну, это зависит от того, что понимать под словом«разносила», — сухо заметил Хью.
Мы с Бастьеном обернулись, вспомнив, что здесь не одни.Остальные бессмертные, тут же забыв об игре, озадаченно за нами наблюдали.Бастьен пустил в ход самую лучезарную свою улыбку и решительным шагом пересеккомнату.
— Бастьен Моро.
Он вежливо протянул руку Хью, весь сама изысканность ипочтение. В конце концов, у инкубов способности к обслуживанию клиентуры исвязям с общественностью ничуть не хуже, чем у суккубов.
— Очень приятно познакомиться.
С учтивостью Бастьен представился остальной компании и лишьна мгновение запнулся, приблизившись к Картеру. Единственным признаком того,что встретить среди нас ангела показалось ему несколько странным, былоудивление, сверкнувшее в темных глазах Бастьена. Однако он все с тем женепревзойденным шармом улыбнулся Картеру и пожал ему руку.
Удивленный приходом Бастьена, Питер тем не менее почтительновстал:
— Присаживайтесь. Что-нибудь выпьете?
— Благодарю, вы очень любезны. Бурбон со льдом,пожалуйста. И простите мне столь неожиданное появление. У вас потрясающий дом.
Вампир кивнул, довольный, что кто-то наконец оценил егогостеприимство.
Я, однако, беспокоилась совсем по другому поводу и оченьхотела знать, чем вызвано «столь неожиданное появление». Я вдруг вспомнила о ядовитомсюрпризе Джерома:
— Джером знает, что ты здесь?
— Разумеется. Давно договорились.
