С этим я спорить не стал.
— И потом, когда выиграл, он интересовался, нет ли у меня друзей, тоже желающих сыграть. Я и подумал, что вы сможете отыграть…
Я усмехнулся.
— И что теперь делать? — спросил он.
— Мои советы вам не интересны, — заметил я. И прощаясь, протянул руку. При этом поинтересовался: — Будете ждать?
В лифте я продолжил переваривать информацию, полученную от толстяка. Людвиг погиб при странных обстоятельствах. Котя заполучил его клиента. Времена нынче паскудные. Правильно серчают на них мои бывшие дружки: жизнь стала дешевле вистов. Любой аферист со стороны заподозрил бы Котю. Но каждый, кто знает последнего, отметет этот вариант. Выдуривать у своих, мутить на мелководье, подбирать куски за другими — это Котино. Но построить комбинацию на убийстве?… Котя хоть и скверно воспитан, но иначе. Не та у него школа. Как и у всех нас; Подобную дисциплину в ней не проходили.
Я не сомневался: Котя к гибели Людвига отношения не имеет.
Но почему он так испугался меня, вошедшего? И кого с ужасом ожидал обнаружить за моей спиной?
ГЛАВА 4Только по вечерам, вступая в черную нору подъезда, вспоминаю, что намеревался вкрутить лампочку. Не для того чтобы стало светлее, а ради любопытства: как быстро выкрутят.
Привычно нащупал ключом щель замка. Уже повернул ключ, когда на глаза мне легли две тонкие холодные ладони. Очень остроумный жест в условиях непроницаемой тьмы.
Недолюбливаю такие фокусы: поди, угадай, кто это может быть. Впрочем, продолжение, которое следовало избрать, отличалось универсальностью.
Я толкнул дверь, шагнул в квартиру, втянув за собой и руки, и ту, которая так остроумно распоряжалась ими. В прихожей обернулся и тут же почувствовал на губах довольно бесцеремонные, пахнущие карамелью губы.
В другое время не обошлось бы без шальной мыслишки: может, не включать свет, так интересней.
Сейчас было не до того. Да и угадал я почти сразу, чьи объятия и поцелуй мне перепали. Руки угадали.
Оторвав одну от талии, нащупал выключатель. Щелкнул. Так и есть: Шрагина.
Свет сбил ее с толку, внес замешательство в наступательный порыв.
— Тоже неплохо, — издал я, припертый к стене.
— Рад? — строго поинтересовалась она, похоже, уже не помышляя о новом поцелуе, но и не выпуская меня.
— Терпеть не могу целоваться, — хмуро пооткровенничал я.
— Хам, — усмехнулась Шрагина. Оставив меня, как не оценившего поглаживания щенка, вальяжно прошагала в комнату. Уверенно включила свет. Обойдя квартиру, ознакомившись с интерьером, осела в кресле. Задрав подбородок, изучающе уставилась на меня.
Я наблюдал за ней, прислонясь к дверному косяку, скрестив на груди руки.
— Хам, — повторила она. — Но что-то в этом есть. Я обнаружил, что чулки на ней не те. И футболка заменена на тесную блузку, из которой рвались на свободу, угрожая пуговицам, груди.
Ушел на кухню. Оттуда спросил:
— Кофе?
— Коньяк.
Я сделал себе кофе. Ей вынес начатую когда-то гостями бутылку водки.
За время моего отсутствия она вполне освоилась. Разобралась с магнитофоном.
Налил ей стопку. Она тут же выпила. Попросила:
— Скажи, что рад.
— Рад, — сказал я.
Сказал правду, но подразумевал не совсем то же, что она. Конечно, как можно не радоваться, когда к тебе недвусмысленно заявляется в гости такая штучка. Когда знаешь, что устоишь, и забавляешься ее уверенностью в том, что сдашься без боя.
— У тебя неплохо, — похвалила она. И потянулась в кресле. — По-холостяцки, но уютно.
— Мне тоже нравится.
Решил, что если она не спешит с выяснением результатов сегодняшних игрищ, то и я суетиться не буду. Пусть обольщает, раздает авансы гонорара за мое участие в проблемах ее семьи. Когда обнаружит, что благодарить не за что, то-то расстроится.
— Где твоя подружка? — поинтересовалась она.
— Ты уверена, что она у меня есть?
Шрагина усмехнулась:
— Конечно. Не уверена только, что одна.
— Одна, — признался я.
— Что так? — Она смотрела с насмешливым сочувствием.
— И та — жена, — влепил я.
— Врешь. — Она не спросила и не удивилась. Спокойно прокомментировала мое заявление. И подсказала: — Может быть, почти жена?
— Какая разница?
Она улыбнулась. Успокоила:
— Это пройдет. Не сегодня завтра.
Я смотрел на нее с хмурым любопытством. Еще не хватало обсуждать с этой балованной бабенкой мои отношения с Ольгой.
— Как ее зовут? — спросила гостья.
Я не ответил.
— Где она сейчас? — не унималась та.
— В отъезде.
— Долго ее не будет?
— Оно тебе надо? — спросил я с вызовом.
— Надо.
— Зачем?
Шрагина очень пристально смотрела на меня. Во взгляде ее читалось многое: и вызов, и обещание черт-те чего, и обвинение меня в тупости. Этот коктейль, должно быть, свалил с ног не одного мужчину И я бы не устоял. Если бы не был защищен неприязнью к ней. И проблемами с Ольгой.
— Как ты думаешь, почему я здесь? — спросила она. Я решил не отвечать.
— Еще не было мужчины, который не хотел бы меня, — сообщила она.
Пришел мой черед ее успокоить:
— Это пройдет.
— Хам, — повторила она.
Развел руками: что поделаешь… Так и застыл с ними, разведенными. Остолбенело наблюдал за гостьей. Не сводя с меня того же, многократно пристреленного взгляда, Шрагина вкрадчиво расстегнула верхнюю пуговицу своей блузки. Потом — вторую, третью…
Почувствовав слабину, с остальными справились сами груди. Вольнолюбиво и упруго выпорхнули на мое обозрение.
От вида темных, задранных вверх сосков у меня перехватило дух. В этот момент я уже не сомневался, что хочу ее.
И гостья ничуть не сомневалась. То ли с ленцой, то ли с томлением поглаживая груди, забавлялась моим замешательством.
— Ничего не вышло, — сказал я. — Деньги отыграть не удалось.
Она неплохо владела собой. Только на мгновение прекратила поглаживания и тут же продолжила. Спросила:
— Думаешь, пришла только из-за них?
— Да, — честно ответил я.
— Дурашка. — Она усмехнулась. — Налей мне еще водки.
