Пусть ему объяснят, что он ведет себя не правильно.
— И… это все?
— Татьяна Викторовна, к сожалению, все. Наше законодательство не позволяет привлекать к ответственности за такие поступки.
Она опустила голову и стала водить пальцем по горошинкам на подоле платья.
Потом вздохнула и встала.
— Спасибо, что выслушали меня, — промолвила она еле слышно. Я развела руками.
— Я бы и рада помочь вам, но не представляю, как это можно сделать. Может быть, если вы определите, кто звонит, вы и сами разберетесь с этим человеком.
По крайней мере, поймете, что ему нужно.
— Спасибо, — еще раз повторила она, повернулась и вышла из кабинета.
Я стала бесцельно перелистывать журнал приема, а перед глазами у меня стояло миловидное лицо актрисы Климановой. Неужели она и вправду не долечилась?
Одна в пустой квартире, наверняка все время думает о бывшем муже, которого, похоже, до сих пор любит; так действительно можно свихнуться. Но развить эту мысль мне не дали. На этот раз стук в дверь был решительным, не успела я ответить, как в дверь протиснулась крупная дама и объявила, что ей нужно поговорить с дежурным прокурором.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласила я. Дама осталась стоять.
— Мне нужно поговорить с дежурным прокурором, — настаивала она.
— Я вас слушаю.
— Я вам должна рассказывать?
— Ну да.
— Хорошо.
Она наконец присела.
— Видите ли, у меня дело государственной важности. У меня по стенам от соседей давно уже течет серная кислота. К этому я уже привыкла, дома хожу в защитном противохимическом костюме и респираторе. Но сегодня утром я выпила стакан кефира и обнаружила, что это не кефир.
— А что? — поинтересовалась я.
— А серная кислота в чистом виде. Хорошо, что я не допила литровую упаковку…
Утром следующего дня ко мне заглянула Лариска, чтобы узнать, как прошел прием.
— Ларис, как я выгляжу? — спросила я, оторвавшись от постановления о назначении экспертизы.
Лариска честно вгляделась в мое утомленное лицо.
— Да не страшнее, чем обычно, — наконец ответила она.
— Я не в этом смысле. Очень молодо или все-таки нет?
— Маша, — осторожно проговорила Кочетова, — это на тебя вчерашний прием так подействовал? Если бы ты молодо выглядела, я бы тебе сказала.
— Спасибо, Ларисочка, — засмеялась я. — Кто мне еще правду скажет? Но я не об этом.
— А о чем? — разочаровалась Лариска.
— Вчера пришла тетенька с серной кислотой…
— А-а, Тороповец у тебя была! Как у нее дела, она еще держится?
— Держится, вчера гады ей в кефир кислоты налили.
Лариска улыбнулась.
— Но я это к чему, — продолжила я, поскольку это меня вчера весьма задело.
— Она пришла и спрашивает — где дежурный прокурор? Я ей предлагаю мне рассказать про свои проблемы; она повздыхала, и согласилась. Рассказала свою леденящую душу историю, а потом спрашивает: ну, а теперь я наконец могу пройти к дежурному прокурору? А я все-таки сидела в форме, между прочим, с майорскими погонами, и выгляжу я, как ты любезно заметила, на свои.
— Не обижайся, — утешила меня Лариска. — Она привыкла ко мне ходить, а других она и за прокуроров не считает. Даже если бы вчера шеф на приеме сидел, она и ему бы что-нибудь ввернула, лишь бы ее до меня допустили. Ну, а еще чего хорошего было?
— Была настоящая артистка. Татьяна Климанова.
— Ну да?! — задохнулась от зависти Лариска. — Ну почему ко мне ходит Тороповец, а к тебе артистки?
— Ну, тебе грех жаловаться, у тебя был писатель Латковский. Между прочим, ее бывший муж.
— Кого? Тороповец? — испугалась Лариска.
— Климановой, естественно.
— А-а. А чего ей надо?
— Ее кто-то преследует. Звонит ночами, ходит над головой.
— Понятно. Привет от мадам Тороповец. Может, их познакомить? А ты мне, кстати, книжку принесла?
— Принесла.
— Отлично, — обрадовалась Лариска. — А то сегодня процесс такой нудный, по недвижимости. Пока свидетелей допрашиваем, я хоть почитаю, а то засну.
Лариска умчалась в суд, а я еще немного поразмышляла над проблемами артистки Климановой. То, что она рассказала, было подозрительно похоже на историю про сердце в кулаке от писателя Латковского. Правда, я книжку читала уже давно, но помню, что героине так же звонили по ночам. Сначала молча, а потом стали говорить какую-то фразу; что-то вроде «тебя никто не любит, ты должна умереть». Если у нее головушка пошаливает, может, после съемок фильма она перестала отличать художественный вымысел от действительности?
Но как следует обдумать проблемы актрисы Климановой мне не дали. Открылась дверь и вошел прокурор. Он задумчиво оглядел мой кабинет, подошел к бетонной глыбе и потрогал ржавую арматуру.
— Как у вас строительное дело, двигается? — спросил он, не отводя глаз от вешдока.
— Назначаю экспертизу, — вздохнула я.
Шеф прекрасно знает, что я ненавижу всякие экономические и технические расследования, старается их мне не поручать, но раз уж я выезжала на место несчастного случая… Да и у Горчакова экономические дела уже в сейф не влезают, он все ноет, что некоторым хорошо — убийства любой дурак расследовать может, а ты попробуй докажи какое-нибудь остроумное хищение!.. Впрочем, он прибедняется. Работай он в банке или на производстве, давно уже был бы крупной шишкой и греб деньги лопатой. Он такие заковыристые хищения разматывал, что меня грызет зависть; но это надо иметь определенный склад ума. До сих пор у нас на следовательских занятиях, которые раз в месяц проводит городская прокуратура, вспоминают его старое дело по хищению коньяка на винзаводе. Тогда сотрудники отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности (вот как давно это было) пришли с материалами грандиозной разработки, но в недоумении: они полгода следили за коньячной мафией, которая не только тырила коньяк с подъездных путей винзавода, но и наладила канал сбыта ворованного коньяка через магазин. Опера вычислили всех, все задокументировали, но дело было не возбудить по одной простой причине — не было ущерба.
При сдаче коньяка на винзавод ни разу не выявили недостачи, хотя «бэхам» доподлинно было известно, что из конкретной цистерны слито и продано ровно пятьсот литров. Они уже и своих ревизоров посылали, не доверяя заводским. Хоть ты тресни — не только количество коньяка соответствовало документации, но и сам коньяк не был разбавлен.
Горчаков думал неделю, после чего предложил операм осмотреть пустую цистерну, когда из нее уже слили коньяк. Скептически ухмыляясь, «бэхи» организовали осмотр, и нашли на дне цистерны кучку презервативов. Ну и что? — спросили они Лешку. Лешка аккуратно собрал презервативы в коробочку и взял тайм-аут еще на неделю. После чего объяснил сотрудникам ОБХСС механизм хищения, и его гипотеза блестяще подтвердилась, когда расхитители были арестованы и во всем сознались, рассчитывая на снисхождение.
