«Ты никогда не станешь настоящим черным, но ты можешь стать лучшим среди белых». И опять мне это пригодилось.
— Ты правда первый раз? — спросила Талья.
— Да.
— Я тоже.
Заметив, что я не очень-то ей поверил, она уточнила: в первый раз она будет сниматься с тем, у кого первый раз. Ее слова придали мне уверенности, и я спросил, нужно ли делать что-нибудь особенное.
— Нет, просто трахаешь меня, как обычно. Только не забывай, что мы это делаем не для себя, а чтобы возбуждались те, кто потом будет на нас смотреть. Поэтому ты себя сдерживай, а я подыграю. Сдвинься немного правее, я чуть приподниму ногу.
Она немного изменила нашу позу, чтобы та соответствовала полароидному снимку, который ей протянула ассистентка. Потом спросила, сколько времени я могу сдерживаться. Я ответил, что не засекал.
— Я помогу тебе.
Я впервые взглянул на нее. То есть посмотрел по-настоящему, не на какую-нибудь часть ее тела, не на грудь с темными сосками, длинные ноги или бритый лобок. Заглянул ей в глаза. Увидел решимость, затаенную ярость, доброту, лучики смеха в уголках глаз. Горькие складочки у рта выдавали опытность. Она уже многое пережила, многое повидала, многое поняла. Она казалась человеком без возраста, а между тем была еще совсем девчонкой.
— Тишина! — закричала ассистентка.
— Мотор! — скомандовал режиссер.
— Съемка, — ответил чей-то голос.
— Хлопушка!
— Двадцать четвертый эпизод, дубль два.
— Начали!
Я так и замер на месте. Она вопила, билась, извивалась, разошлась вконец, будто мы трахались уже минут двадцать. Я пытался предугадать развитие событий и при этом совсем забыл, что мы снимали продолжение эпизода и ее в предыдущей сцене уже как следует разогрели. От этих ее толчков и кружений все мои попытки сохранить хладнокровие сразу пошли прахом.
— Оттрахай меня, как шлюху, давай, сильней! Еще сильней! Не обязательно так дрыгаться, — процедила она сквозь зубы, — хлопай меня по ляжкам, когда я сжимаю их, так эффектнее. Теперь твой текст.
Пока оператор приближался к нам, я прошептал ей в волосы:
— Забыл…
— Делай как я… Стони.
Она выдала целую серию «ахов» и «охов», и я как мог ей подыгрывал, пытаясь стонать то громче, то тише. Возбудился еще сильнее, с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, к тому же спину нестерпимо жгли осветительные приборы.
— Камера на задницу! — приказал режиссер.
Я непонимающе уставился на Талью. Она шепотом мне перевела:
— Я сверху. Смена ракурса: ты можешь попросить перерыв. Иначе он заставит нас снимать все единым планом, и тогда ты не выдержишь.
Я поблагодарил, но сказал, что все в порядке. «Хорошо», — ответила она. Мы перевернулись, глядя друг другу в глаза, чтобы получилось синхронно, не разъединиться и не задеть троицу по соседству. Сверху работала уже она, я собрался было воспользоваться передышкой, чтобы насладиться зрелищем, и зря. Она сразу это поняла и, не снижая темпа, расслабила мышцы. Закусив губы и стиснув зубы, я сосредоточился на желтых точках в ее глазах и дал по тормозам, а она ткнула пальцем мне под ребро. Как только я справился с собой, она снова сжала бедра, и понеслось.
— Раздвинь ей ягодицы, чтобы дырка была видна, — приказал режиссер, наблюдавший за картинкой по монитору.
Я подчинился, бросив взгляд в сторону оператора, присевшего на корточки у ножки кровати.
— Талья, ты поворачиваешь голову к камере и заводишь зрителей, типа: давай, трахни меня в задницу, не стесняйся, давай. Да, вот так, супер… Да что же он творит, он новости пришел послушать что ли? Убери башку из кадра, осел! Нам нужен только твой член, остальное оставь при себе!
Я положил голову на подушку, скорее смутившись, чем обидевшись на его замечание.
— А вообще у тебя здорово получается, суперкласс! — смягчился режиссер. — Можно подумать, ты только этим всю жизнь и занимался. Теперь давай, лижи ей сиськи. Люка, ты проходишь снизу, захватываешь язык и соски, но задницы из кадра не теряй, замечательно! Теперь давайте панораму, сделаем проход, чтобы зацепить Мелоди на четвереньках на заднем плане, гениально, держи член бодрей, пока снова не попадешь в кадр, как там его?
— Руа, — ответила Талья, ее рот не был занят.
— Руа, сейчас она сама все сделает. Она садится на тебя сверху, вот так, ты оставляешь титьки в покое и максимально вдавливаешь голову в подушку, пока она дрочит, ты — фоном.
Я проделал все, что он велел, тем временем оператор с камерой передвигался вдоль кровати, потом остановился прямо у меня над носом. Я оперся на пятки и попытался со всей силы вжаться в матрас. Затаил дыхание, боясь задеть камеру.
— По моей команде ты уходишь от Мелоди и наводишь фокус на клитор Тальи, фоном Руа. Поехали! Погоди. Ребята, да это просто ракурс века! Двигайся медленнее, Талья, чтобы мы побольше сняли.
Вот так все и продолжалось в разных позах, со всеми по очереди: я был зрителем, актером, инструментом, и в то же время мыслями я был где-то далеко. Я выпал из времени, больше не чувствовал ни усталости, ни судорог, ни удовольствия. Чем жарче становилось на площадке, тем лучше у меня получалось сохранять хладнокровие, наконец-то моя физическая форма, годы тренировок сгодились хоть на что-нибудь… Мне очень нравилось сниматься с этой девушкой, которая продолжала наставлять меня, подсказывая вполголоса, когда схитрить, когда ускориться, идти вперед или отступить, словно мы давным-давно работали вместе. Мы доставляли удовольствие зрителям, хотя сами удовольствия не получали, это-то мне и нравилось. Это и есть работа профессионалов, знающих свое дело, ценящих командный дух. На поле я уже ощущал подобный сплав энергии, а вот с женщиной — никогда. Мне только хотелось понять, связаны ли эти эмоции с Тальей или все оттого, что мы трахаемся прилюдно.
— Супер, ребятки, заканчиваем!
— Я больше не могу, — заводится Талья, — не могу больше терпеть… Давай! Давай! Давай!
Я уж было собрался последовать ее примеру, но она предупредительно шепнула мне на ухо:
— Не кончай, притворись: остался еще один план. Да-а-а-а! — вопит она, впиваясь ногтями мне в спину.
Я тоже начинаю кричать, правда, от боли, и делаю вид, что кончаю.
— Снято! Ну как, новенький, ты в порядке, порох еще остался? Отлично! Поправьте макияж. Талья, сейчас делаем крупный план, как ты у него сосешь.
— Воды, Флоранс. Спасибо, — бросает она стажерке, слезая с меня.
— Она будет отсасывать с презервативом? — саркастично замечает осветитель.
Режиссер метнул взгляд на Талью, та пожала плечами, сделала глоток «Виттеля» и оставила меня на попечение гримерши. Та сняла с меня презерватив и принялась пудрить.