— Пусть он сколько угодно пьёт из колдовского котла друидов всякую дрянь, — отмахнулся Лодегран. — Мне нужна его сила… И довольно говорить на эту тему! Вопрос исчерпан. Дело сделано. Свадебный пир состоялся. Теперь Гвиневера уехала к Артуру…
Мордред повернулся и медленно зашагал прочь, оставляя на дубовом полу мокрые следы…
* * *
Ночью он проснулся от боли, разлившейся по всему телу. Боль исходила из сердца и была похожа на выбросы тысячи раскалённых игл, которые проникали всюду и пронзали твёрдыми остриями каждую клетку его существа.
Вчера после разговора с Лодерганом Мордред не присоединился к застолью и отправился в домик, выделенный специально для него. Он взял с собой Элейну, но кипевшая в нём злость не позволила его телу возбудиться, и он просто уснул рядом с обнажённой девушкой, грубо стиснув её в своих объятиях.
Теперь он проснулся. Всё ещё доносились пьяные голоса и громкий смех.
«А мне не до смеха», — подумал Мордред, поглядев на крепко спавшую Элейну, и осторожно выбрался из-под тёплых шкур и крадучись вышел во двор. От задней двери в дом Лодеграна его отделяло не больше ста шагов, и Мордред чувствовал, как жажда мести влекла его к той двери.
Он оглядел себя… Не вооружённый… Голый…
Мордред бесшумно двинулся к дому вледига, зорко оглядывая пространство. Никто не видел его. Крепость спала, за исключением нескольких человек, продолжавших сидеть за столом.
Он прошёл в покои Лодеграна так аккуратно, что не раздалось ни единого скрипа у него под ногой…
Лодегран спал, что-то бормоча себе под нос. «Старый обманщик», — подумал Мордред, склонившись над вледигом, и едва не прокричал эти слова в ухо Лодеграну, но вовремя сдержался. Его крепкие руки стремительно опустились на голову вледига и рывком повернули её, с громким хрустом сломав шейные позвонки. Старик даже не охнул.
— За обман надо расплачиваться, — прошептал Мордред, приложив губы к уху Лодеграна.
Он быстро и так же бесшумно вернулся к своему ночлегу и задержался у входа лишь для того, чтобы справить малую нужду. Вслушиваясь в громкое журчание струи, Мордред вдруг успокоился.
— Теперь надо вернуть Гвиневеру… А потом уничтожить Артура…
Войдя в дом, он остановился. Бледный лунный свет проникал сквозь крохотное окошко на ложе и падал прямо на лицо Элейны. Её прямой нос с тёмными отверстиями ноздрей, матовая округлость щёк и лба, обволакивающая плёнка подрагивающих век с длинными тёмными ресницами — всё это внезапно пробудило в Мордреде неудержимое желание. Он лёг рядом с девушкой, прижавшись к ей спине, и запустил руку ей между ног. Во сне она отбросила его руку, но он снова сунул сильные пальцы в её тело, пошевелил ими, проникая глубже и глубже…
Снаружи продолжали доноситься пьяные голоса дружинников.
Из книги «Жития Святого Мерлина»
Король Лодегран скончался в четыреста семидесятом году от Воплощения Господа нашего Иисуса Христа.
Уложили Лодеграна в каменный гроб и на груди у него оставили оружие, сбрую любимого коня, драгоценные камни и монеты. Четыре дня покойный лежал в открытом гробу, дабы народ мог бросить на короля прощальный взгляд. Затем его опустили в землю.
Надгробную плиту украсили латинской надписью: «Здесь покоится король Лодегран, сын Эдрика, сына Глеха, и Риммелты, дочери Гвиллема, победитель Аматея, известного как Властитель Зелёных Гор, и Патрика, прославившегося под именем Сильнейший».
Хоронили Лодеграна известные вожди, служившие ему верностью. Были там Эадлрит, сын Гвеагона, Думинферт, сын Пуббы, Бронд, сын Эадлбальда. Не было там дочери его Гвиневеры, ибо находилась она в замке доблестного Артура, куда отправилась со своей свитой, так как король Лодегран отдал Гвиневеру в жёны Артуру.
Мордред, сын доблестного Кэдмона, обратился к собравшимся вождям со словами: «Вы знаете, что наш король Лодегран относился ко мне, как к родному сыну. Не раз он говорил мне, что передаст мне управление этими землями. Теперь настало время! Я возлагаю на себя царственный венец».
Но не согласились с его словами вожди и прямо на могиле Лодеграна устроили ссору, которая привела к кровопролитию.
Многие уважаемые воины пали в тот день от руки Волчьей Стаи, вожаком которой был властолюбивый Мордред, однако ему так и не удалось одержать победу.
Ещё два дня храбро сражались люди Лодеграна против людей Мордреда и вытеснили Волчью Стаю со своих земель, запретив ему возвращаться.
«Мы поднимаем против тебя всех, и ты будешь убит, Мордред!» — сказали ему.
И он уехал, не получив желаемого и затаив ненависть ко всему роду человеческому. Изливая свою неуёмную животную злобу на людей, он разорил несколько окрестных деревень, предал огню жильё, опозорил молодых женщин и скрылся в горах. Там он провёл много дней, погрузившись в тяжкие думы. Он не желал возвращаться в свои родные края, ибо его давно томила страсть к Гвиневере. И теперь он решил похитить дочь Лодеграна.
В то время в братстве Круглого Стола шумно отмечали свадьбу Артура и Гвиневеры.
Согласно древним правилам, Артур протянул свой меч Гвиневере, она подержала его в руках и вернула обратно, что означало: «Ты владей мной, как этим мечом».
Очень доволен был мудрый Мерлин, ибо он давно вынашивал план свести вместе прекраснейшую из женщин Британии со своим воспитанником Артуром.
В ту ночь Мерлин увидел сон.
Два дракона схватились друг с другом: белый и красный. Белый дракон был покрыт рыбьей чешуёй и имел рыбью голову. У красного же дракона была медвежья голова. После продолжительной битвы, которая принесла разрушения многим городам и горе многим людям, победил белый дракон.
Мерлин долго размышлял над значением сна и в конце концов открыл его смысл.
«Белый дракон символизирует Гвиневеру, ибо имя её в переводе с валлийского языка означает Белый Призрак. Гвиневера исповедует христианство, а рыбья голова и чешуя — символизируют христианство», — так размышлял Мерлин. — «Артур же — красный дракон с медвежьей головой — отказывается принять крещение, несмотря на все мои старания. Поэтому и происходит схватка белого дракона с красным. И если я правильно расшифровал мой сон, то победить должна новая вера. Гвиневера поможет мне наставить Артура на путь истинный».
И в сердце великого Мерлина пробудилась радость…
Спящий город. Декабрь 1095 года
Ван Хель остановился, вслушиваясь в звуки ночи. Только что над городскими стенами прокатился волной грохот деревянных колотушек и трещоток: так стражники оповещали друг друга об истечении очередных тридцати минут дежурства и заставляли проснуться тех, кто задремал на посту. Теперь непроглядные узенькие улочки снова наполнились холодной тишиной, слышалось только, как вода негромко струилась в сточной канаве и тяжёлые капли, срываясь с мокрых после недавнего дождя крыш, звонко шлёпались тут и там на залитую грязью дорогу.
