презрительным пренебрежением к ангелам, которые осмелились судить его. Он не просто отказывался подчиняться, он издевался над их авторитетом, над их правом на суждение.
— …Что возомнили о себе не пойми что, как откопали «могилку» своего папаши… — завершилось его обращение уничижительным оскорблением, направленным на самые глубокие корни их веры и истории. Его слова были пропитаны ядом ненависти и презрения, и они звенели в холодном воздухе Небесной Канцелярии, напоминая раскаты грома, окончательно расторгающие любую надежду на справедливость и милость. Это было не просто выступление, а декларация войны и вызов самому небу.
Удар был не физический, а духовный. Слова Крида рассекли воздух Небесной Канцелярии, словно молнии, пронзая саму суть божественного правосудия. Дарк Нэт, на мгновение потерянный, ошеломлённый смелостью и цинизмом осуждаемого, вздрогнул, словно от неожиданного удара. Его фигура, закованная в мантию, на мгновение застыла, словно статуя, лицо, скрытое под капюшоном, казалось, потеряло всякую мимику, отражая глубокий шок. Этот шок был не просто реакцией на слова, а духовным потрясением, разрушающим хрупкий фасад его веры.
Но Дарк Нэт быстро взял себя в руки, словно очнувшись от короткого оцепенения. Его движение было резким, мгновенным, полным сдержанной ярости. Пальцем, худым и длинным, как когтистая лапа некой ночной птицы, он выделил Крида из окружающих его ангелов. Этот жест был не просто указанием, а демонстрацией своего презрения, своей ненависти к тому, кого он должен был судить. Его палец был не просто указующим перстом, а остро заточенным кинжалом, пронзающим душу осуждаемого. Этот жест отражал всё его отвращение, всю его иронию, всё его скрытое лицемерие.
— Что и требовалось доказать! – прошипел он, его голос был не просто утвердительным, а полным сарказма и злой иронии. Эти слова были не объективным выводом, а уничижительной оценкой, попыткой принизить достоинство Крида, опустить его в его же глазах. Его лицемерие было явным. Даже его молитва — «Да простит эту душу небесный отец…» — была лишена всякого уважения к вере, к богу, которого он представлял. Это было не искреннее обращение, а просто театральное представление, показная ритуальность, подчёркивающая его цинизм и безбожие.
— Черныш, и это ты мне говоришь? — Крид рассмеялся, смотря прямо на Дарк Нэта.
Голос Михаила, хотя и спокойный, пронзил тишину Небесной Канцелярии, словно луч солнца, прорезающий мрак. Это было не просто заявление, а констатация факта, окончательный приговор, закрепленный величием и неотвратимостью божественного правосудия.
— Обвиняемый не отрицает вины! – эти слова прозвучали не как обвинение, а как неизбежный приговор.
Его рука, держащая клинок, была спокойна, но в этом спокойствии скрывалась неизмеримая сила и мощь. Миг, и он обнажает клинок, вспыхнувший златым светом. Клинок был воплощением божественного правосудия, символом неотвратимости наказания. И его свет распространялся по всему залу, освещая лик ангелов, подчёркивая их мрачные лица и неизбежность наступающего наказания.
Михаил не просто заявил о виновности Крида, он подчеркнул его бессилие перед лицом божественного правосудия. Его слова были не просто утверждением, а концом долгого спора, окончательным приговором, запечатанным небесной печатью. Даже спокойный тон его голоса подчеркивал неизбежность наказания, отражая могущество и неизмеримость божественной власти. А слова были не просто заявлением, а приговором, который не может быть опровергнут.
— Виновен, — равнодушно ответил Арбитр и просто исчез, не желая более тратить своё время на такую мелочь.
Его фигура, до этого монументально застывшая на троне из чёрного металла, просто растаяла в воздухе, словно снежинка в руке, не оставив после себя ни следа. Его исчезновение было не просто действием, а демонстрацией безграничной власти и абсолютного безразличия к судьбе Крида. Даже его уход выражал полное пренебрежение к человеческой жизни, судьбе и самому понятию правосудия.
Лицо Михаила преобразилось. На его губах расцвела не просто ухмылка, а торжествующая гримаса, отражающая глубокое удовлетворение от совершившегося правосудия. Это была не просто улыбка, а символ победы света над тьмой, торжество доброты над злом. Но в этой улыбке также скрывалась и скрытая тень ужаса, отражающая жестокость наказания. Это была улыбка судьи, который принял трудное, но необходимое решение.
Затем был кивок Дарк Нэту, что не был просто жестом благодарности, а ритуальным действием, закрепляющим союз между ними. Это был молчаливый обмен знаками понимания и согласия, заключающий в себе глубокое понимание совершившегося правосудия. Дарк Нэт ответил равнодушным пожатием плеч, это был жест безразличия, холодного спокойствия, он уже выполнил свою миссию, и его дальнейшее участие не требовалось.
Его исчезновение во тьме пьедестала Арбитра было мгновенным, незаметным. Он растворился во мраке, словно призрак, оставив после себя лишь пустоту. Это исчезновение было не просто действием, а символом завершения суда, концом одной эры и началом другой.
Михаил замахнулся клинком. Его движение было плавным, точным, и в этом плавном движении скрывалась ужасающая сила. Клинок опустился на Крида, и серия быстрых, точных ударов и выпадов последовала одна за другой, разрезая костюм и тело осужденного. Звуки ударов были глухими, пронизывающими, и они эхом разошлись по всему залу, подчеркивая жестокость наказания. Кровь залила тело Крида, образуя тёмные ручьи, распространяющиеся по мраморному полу. Каждый удар казался сокрушительным, беспощадным и был наполнен трагической красотой и неизмеримой жестокостью.
Вспышка боли, острая и жгучая, пронзила спину Крида, словно раскалённый до бела клинок, проникающий сквозь плоть и кости. В этот момент он почувствовал, как мир вокруг него начинает рушиться, и он падает в бездну. Его сознание словно раздвоилось: одна часть отчаянно пыталась удержаться за реальность, другая же погружалась в темноту и холод.
Затем наступила невесомость. Виктор почувствовал, как его тело становится лёгким, словно пёрышко, и он начал парить в воздухе. В этот момент он осознал, что больше не контролирует своё тело, что он стал игрушкой в руках судьбы. Его разум начал погружаться в хаос, и он почувствовал, как его сознание начинает распадаться на тысячи фрагментов.
Память запечатлела лицо Михаила, искажённое яростью, и его глаза, полные холодного триумфа. В этих глазах Виктор увидел отражение своей собственной слабости и беспомощности. Виктор знал, что Михаил никогда не простит его, что он навсегда останется его врагом.
— Ты подвёл меня, Виктор, и за это я изгоняю тебя! — громко воскликнул Михаил, и его слова эхом отразились от каменных стен древнего замка. В его глазах горела ярость, а меч, который он только что вытащил из спины Крида, сверкал в лунном свете. Он спокойно вытер клинок о белоснежную рубашку Крида, словно это было обычное дело.
Крид лежал на полу, его лицо исказилось от боли и унижения.