Кровь медленно растекалась вокруг него, образуя зловещую лужу. Он с трудом поднял голову, и его глаза встретились с холодным взглядом Михаила.
Михаил усмехнулся, его губы скривились в презрительной усмешке.
— Ты предал меня, Виктор, — повторил он, его голос был полон отвращения. — Ты думал, что сможешь украсть у меня то, что принадлежит мне по праву? Ты думал, что сможешь обмануть меня?
Крид попытался встать, но его ноги подкосились, и он рухнул на пол.
Михаил наклонился над ним, его меч всё ещё был в руке.
— Ты думал, что сможешь спрятаться от меня? Ты думал, что сможешь убежать? Ты ошибался, Виктор. Теперь ты изгнан. Ты никогда не сможешь вернуться под сень Эдема. Ты никогда не увидишь свою семью снова!
Крид закрыл глаза.
Спартанский пинок был не просто ударом, это было изгнание, изгнание с небес, с какой-то непостижимой высоты. Виктор чувствовал, как его душа разрывается на части, как его мечты и надежды рассыпаются в прах. Крид понимал, что его жизнь уже никогда не будет прежней. Он потерял всё, что было ему дорого.
Но в этот момент он также почувствовал, как внутри него начинает разгораться огонь. Огонь гнева, ненависти и решимости. Он понял, что не сдастся без боя, что он вернёт себе всё и даже больше.
Крид уже не видел лица Михаила, но чувствовал его презрение, словно оно пропитывало весь воздух, весь эфир окружающей его темноты. Звёзды, далёкие и холодные, словно безразличные свидетели его падения, проносились мимо, теряясь во мраке. Земля была ещё далеко, но уже видима, как тёмное, недружелюбное пятно в бескрайнем чёрном океане ночного неба. И в этой темноте, в этом падении Крид испытывал не страх, лишь холодное ощущение несправедливости.
Земля встретила его ударом, мощным и сокрушительным. Тело Крида пронзила острая, но короткая боль, затем — глухой удар, сопровождаемый грохотом и взрывом пыли. Когда пыль осела, на месте приземления красовался огромный кратер, из которого медленно, но уверенно выбрался Виктор Крид. Его костюм превратился в лохмотья, тело было испачкано землёй и пылью, но сам он остался цел и невредим. Ни царапины, ни синяка. Бессмертие сделало свое дело.
Окинув место падения беглым взглядом, он отряхнул с себя пыль и направился к развалинам замка. Его движения были уверенны и спокойны, лицо выражало ни удивление, ни боль, а глубокую, безразличную сосредоточенность. Казалось, что падение с неба было для него не более чем небольшим неудобством, мелким инцидентом, не стоящим внимания. Его молчание было глубоким и значительным, молчание того, кто видел и пережил слишком много, чтобы растрачивать слова на пустяки. Развалины замка притягивали его, как магнит, и он шёл туда, не оглядываясь назад, не задаваясь вопросами, а лишь сосредоточив всю свою внутреннюю энергию на пути вперед.
Ветер, проносясь сквозь провалы разрушенных стен замка, нес с собой запах сырости и плесени, смешанный с ещё более резким ароматом железа и разложения. Полуразрушенные башни, словно скелеты былых величественных зданий, наклонились под натиском времени.
Он шёл по заваленным камнями коридорам, и каждый шаг был осторожен, но решителен. Внезапно из-за огромного обломка стены выскочила группа огузов – четверо грозных варваров с густыми бородами, запутанными, как корни старых деревьев, и кривыми саблями, блестевшими в тусклом свете. Их лица были искажены дикой ухмылкой, выражающей жестокость и жажду крови.
Но Крид не сделал и шага назад. Любопытство, промелькнувшее в его глазах, сменилось холодной сосредоточенностью. Встреча была стремительной и напряжённой, словно удар молнии. Он вступил в бой с быстротой и грацией хищника, его движения были тонкими и смертоносными, отточенными веками тренировок и сражений. Каждый мускул его тела работал как идеально отлаженный механизм.
Первый огуз, рыжебородый великан с огромным топором, попытался преградить ему путь, размахнувшись оружием с рыком бешенства. Но Крид был быстрее. Мощный удар ногой в грудь отбросил варвара назад, и тот тут же упал, ударяясь о камни с глухим звуком. В тот же момент отобранная Кридом у ближайшего огуза сабля сверкнула в воздухе, пронзив врага его же собственным оружием, рассекая кожу и мышцы с ужасающей лёгкостью.
Третий огуз, пытаясь воспользоваться численным преимуществом, ринулся на Крида, но был встречен резким ударом кулака в челюсть, от которого отлетел, как тряпичная кукла. Четвёртый огуз, видя гибель своих товарищей, застыл на мгновение от ужаса, но этого было для Крида более чем достаточным. Мгновенный рывок, и трофейная сабля пронзила грудь огуза, окончательно потушив его дикий взгляд.
Крид стоял над телами огузов, его глаза оставались холодными и сосредоточенными. Кровь сочилась из ран его противников, запятнавших серые камни руин, превратив их в жестокий холст его смертоносной победы. Воздух по-прежнему пропитан запахом крови и плесени.
Две минуты казались вечностью. Тишина, нарушаемая лишь редким скрипом камней под ветром и далёким карканьем воронов, нависала над руинами. Кровь, ещё недавно брызгавшая фонтаном, сгустилась тёмными лужами на сером камне. И вдруг из глубины разрушенного зала появилась фигура. Пьяный рыцарь, одетый в тяжёлую латную броню кавалериста, вышел, словно призрак из средневековой легенды. Броня, истрёпанная и местами проржавевшая, свидетельствовала о долгом и тяжком служении, теперь осквернённом грязью и вином.
Его лицо, опухшее и багровое, было замазано грязью и кровью. Из-под шлема выбивались непослушные кудри седых волос. В руке он держал двуручный меч, огромное и тяжёлое оружие, которое в трезвых руках было бы смертельно опасным. Рыцарь, пьяно рыча на каком-то забытом диалекте, напоминающем старинную громовую латынь, поднял меч, словно пушинку, и ринулся на Крида. Его движения были неуклюжими, но в них была безумная ярость пьяного человека. Казалось, что он не видит ничего, кроме своего противника.
Крид не сдвинулся с места. Он наблюдал за пьяным рыцарем с холодной сосредоточенностью, его глаза были безжизненными, как у статуи. И вдруг улыбка, тонкая и острая, коснулась его губ. Он ускорился, не сделав ни шага, а словно расстелив пространство, и оказался у рыцаря за спиной быстрее, чем можно было уследить глазом.
Движение было точным, лёгким и наполненным миллисекундами точного расчета. Его рука, быстрая и уверенная, свернула рыцарю шею. Хруст костей был едва слышен на фоне воя ветра. Громоздкая фигура рыцаря, сверкающая сталью лат, рухнула на землю, словно стальной колосс, гулко звеня металлом и ещё тёплым мясом внутри. Крид всё так же стоял над ним, его лицо было спокойно, его глаза были пусты и безэмоциональны, и в них лишь читался отпечаток ужасающего мастерства.
Тень, проскользнувшая по разрушенным стенам, предвещала новую угрозу. Из глубины руин, из
