поправка, которая опровергает утверждение, что боль можно выразить исключительно словами. Исследователи не раз подчеркивали, что язык, несмотря на свою выразительность, совершенно не подходит для описания переживания боли. Отсюда несколько вопросов: если язык — не единственный способ выразить боль, то какие еще сигналы можно использовать и как другие распознают их? Если боль вписана в социальный и индивидуальный контекст, если она определяется полученными знаниями и жизненным опытом, как мы можем постичь чужое страдание? Это непросто сделать, даже если врач находится рядом с пациентом. А если речь об историческом персонаже, о котором у нас имеются лишь обрывочные сведения? А если боль испытывает и вовсе не человек? Как оценить или распознать боль животного, одновременно не поддавшись научному соблазну объективизации или проецирования собственного опыта?
Ощущения и эмоции
Боль как переживание является следствием аффекта[6]. Прямой связи с ощущениями у боли нет: болезненное ощущение возникает только благодаря работе мозга. Осмысление ощущения предполагает наличие определенного эмоционального репертуара: ведь эмоции помогают нам лучше понять происходящее. Боли без содержания не существует. А это значит, что не существует ее без эмоций и смысловых интерпретаций ощущений. Эта мысль не нова. Об этом говорили врачи, опираясь на собственный опыт работы с пациентами[7]; исследователи, которые занимаются физиологией и неврологией боли[8]; специалисты по нервной системе, которые на уровне мозга ищут сходство между болью от физических увечий и страданием от социальных травм (которые, если угодно, можно назвать оскорбленными чувствами). Упоминают об этом и представители культурной психологии, которые пытаются вырваться за пределы лабораторных исследований[9]. Эту идею подтверждают, пусть и косвенно, феномены болевой асимболии и врожденной анальгезии, при которых человек осознает, что получил травму, но не придает этому никакого значения и, следовательно, не испытывает боли[10]. Психологи, философы, антропологи и историки — все признают аффективное измерение боли. Мало кто в своих выводах идет дальше, но, как правило, дисциплины, которые так или иначе можно отнести к «исследованиям боли», сходятся в том, что боль становится таковой лишь вследствие осмысления и аффекта. Как бы то ни было, свидетельство о боли — вскрик, слезы, резкий вдох, оцепенение, гримасы и судорожные позы (все эти проявления бесконечно универсальны) — это эмоциональное переживание, связанное с контекстом и обусловленное набором выразительных средств, который, в свою очередь, возникает из накопленного опыта. Подумать только: несмотря на то, что самые разные дисциплины и научные школы сходятся в том, как именно можно осмыслить и познать боль, в определенных медицинских кругах по-прежнему царит убеждение, что ее можно понимать исключительно как механическую и автоматическую сенсорную функцию. Кроме того, совершенно непонятно, как говорить об этих характеристиках боли с широкой аудиторией. Утверждение «Боль — это аффективное порождение мозга, взаимодействующего с окружающим миром» для кого-то может прозвучать как «Ты просто придумываешь». И сколько бы мы ни объясняли сложную взаимосвязь мозга, нервной системы и окружения, из которого извлекаются смыслы, сколько бы мы ни повторяли, что это не отрицает или, по крайней мере, не всегда отрицает частный опыт, а раскрывает разнообразие и изменчивость боли, убедить собеседника бывает непросто. Почти каждый человек, если ему больно прямо сейчас или, тем более, если он страдает уже давно, хочет знать, как вылечить свой палец или, скажем, спину, потому что, если верить здравому смыслу, должна быть какая-то структурная или функциональная причина, должно быть повреждение в каком-то конкретном месте. Должно быть нарушение. Утверждение о том, что боль находится вне человека или в пространстве между ним и миром, может показаться умозрительным. Но она действительно существует в промежуточном пространстве.
Если вы порежете палец, то почувствуете боль в месте пореза, станете останавливать кровь в месте пореза, промывать рану и наклеивать пластырь вы тоже будете на место пореза. Эти манипуляции приносят облегчение. Мы используем пластырь, потираем ушибленное место или целуем ребенка, который получил ссадину, — и это успокаивает. Кажется, что все эти действия снимают боль в месте ее возникновения. В главе о плацебо я объясню, как устроена сложная взаимосвязь между верой и ожиданиями и как внутренняя система обезболивания творит волшебство. На житейском уровне люди знают, что такие поведенческие стратегии действительно помогают, и этот факт может помочь нам разобраться в сути боли. Повреждение — это еще не боль. Оно становится болезненным только при соответствующем осмыслении разумом, которое, в свою очередь, определяется окружающей действительностью. Точно так же чувство облегчения возникает благодаря динамической связи между мозгом и действительностью. Понятие чувства выходит за узкие рамки сенсорного восприятия, чувство — это смесь осязательной информации, эмоционального опыта, знания и результатов оценки контекста. Это единая система, элементы которой, однако, нестабильны и непредсказуемы. Разобраться в ней можно, исключительно если рассматривать ее в комплексе. Важно понимать, что единство «мозг — тело» существует в мире, в котором у боли есть свои значения и смыслы.
Это всего лишь часть представления о боли как эмоции. Я уже упоминал «оскорбленные чувства» и хочу остановиться на них подробнее. Современная медицина изучает боль в плоскости физической травмы, чувствительности тканей, повреждений организма и дисфункции нервной системы. В то же время мы могли бы узнать много нового, если бы включили в понятие боли ее эмоциональные аспекты: горе, ощущение отверженности, депрессию, отчаяние, беспокойство, тревогу, а порой — страх и злость. Позднемодернистское понимание аффективных свойств боли свидетельствует о том, что исследователи изучают это направление, но между болью клинической и «болью» социальной, которую относят к области культуры, семьи, общества и саморефлексии, по-прежнему остается непроницаемая граница. Такое разделение непродуктивно и даже пагубно, однако это не значит, что все перечисленные эмоциональные состояния и бесконечное множество других ситуативных условий должны быть отданы на откуп медицине. Напротив, было бы прекрасно, если бы границы медицинского и научного знания открылись навстречу не только функциям тела, мозга и нервной системы, но и представлениям о боли во всем ее культурном многообразии. Определение боли как эмоции должно разрушить существующие стереотипы.
Как я уже говорил, моя цель — продемонстрировать историчность понятия боли. Мои взгляды на эту проблему сформированы годами изучения истории эмоций. Эта наука исходит из того, что эмоции обладают историей — они меняются со временем, у них есть точки отсчета, а некоторые могут и вовсе исчезнуть. Эмоции обусловлены культурой и историческим периодом, они есть всегда, даже если по политическим, юридическим или научным соображениям их выгоднее отрицать. Эмоции — это не просто аффективные последствия каких-то событий, а неотъемлемая, причинно обусловленная часть непрерывного бытия. Читатели
