красоту мира? Должен ли художник с головой погрузиться в «царство романтики», иными словами, «в мир теней», где «отбивают полночь колокола» и «встают из могил мертвецы»? Или ему следует отправиться на поиски истины за «гением Знания» и заняться исследованием самой жизни? Андерсен без сомнений выбирает второе. Ибо только так поэт «способен построить новый замок поэзии <…> только знание постоянно раскрывает что-нибудь новое! Свет, излучаемый им, и истина во всем сотворенном все более и более обретают божественную ясность».
Мы видим, что писатель, чье творчество в период 1820–1840 гг. развивалось в русле романтизма, на рубеже 1850-х становится сторонником реалистического искусства.
Однако же «гений Знания» не может изменить законы жизни, суровые и непреложные. Поэтому замки, церковные храмы и прочие памятники старины порою вызывают у Андерсена сложные чувства. Он искренне восхищается их монументальной красотой, причудливым сочетанием старого и нового: как живописно выглядит в хорошо сохранившейся упсальской католической церкви статуя Девы Марии с младенцем, которую украсили венками юные конферманты! И все же все эти старинные шедевры невольно наводят писателя на мысли о быстротечности времени и бренности бытия.
И мы читаем далее, что величие древнего замка Вадстены и монастыря святой Биргитты, названного в честь «самой знаменитой» в свое время на севере женщины, давно ушло в прошлое. Об их красе и славе еще поется в народных песнях, но песни эти помнит разве что старая крестьянка, живущая у проезжей дороги между Муталой и Вадстеной в убогой, крытой дерном хижине, с пасущимся на крыше ягненком.
В монастырь святой Биргитты когда-то съезжались паломники со всей Европы, теперь же в нем в лечебница для душевнобольных, а королевский замок Густава Васы превращен в склад, где роют норы жирные крысы и паук плетет под балками свою паутину.
Мысли о скоротечности земной жизни снова посещают Андерсена, когда он осматривает кладбище в маленькой, провинциальной Сале, где со старых надгробий время стерло все надписи. Та же тема затронута в главе «Немая книга», где рассказывается про умершего студента. На его лице белый плат, а под головою — толстая книга с сухими листьями и цветами — немая книга его воспоминаний, которые умерли вместе с ним. «Цветущая сирень склоняет над головой умершего свежие, душистые гроздья… со своим „кви-вить! кви-вить!“ вновь пролетает ласточка». То есть природа живет по своим законам, она вечна, она не знает огорчений и страданий, она не умирает, но постоянно обновляется, возрождается к новой жизни.
О том, что человек, в сущности, лишь гость в этом мире, и не всегда желанный, напоминает и ненастье, застигшее Андерсена в знаменитой своей красотой долине Сетер. Он вынужден сидеть в трактире, поскольку дует сильный ветер и разразился проливной дождь. Но в долине царит ликование. И камыши на болоте, кланяющиеся во все стороны, и белые кувшинки с переполненными водой чашечками, и плакучая ива, и промокшие насквозь цветы на склоне — все они поют: «Ура, у нас пир! Ливень льет-поливает! Мы шумим и поем! Это наша собственная песня!»
И такова магия таланта великого сказочника, что мы даже и не вспоминаем о том, что слова ликующих обитателей долины им же и придуманы.
Одухотворенность всего сущего дополняется мыслями о Бессмертии. Идея «природы как великого храма Божьего» — одна из основополагающих в мировоззрении Андерсена.
Природа — это воплощение гармонии и совершенства, свидетельство величия и силы Творца: «… я вижу удивительный, бесконечный Божественный разум во всем устроении мира, в малом и большом, в том, как, примыкая друг к другу, сцепляясь друг с другом, они образуют бесконечно гармоническое целое…» Это сказано в главе «Вера и знание», которая, безусловно, является идейным стержнем всего произведения. Вера Андерсена искренняя, но не слепая. В духе рационалиста Эрстеда он рассуждает о благодатности той веры, которая «совмещена со знанием». «Именно тогда, когда мы бредем с открытыми глазами дорогой знания, мы зрим великолепие возвещения. Мудрость рода человеческого — всего лишь одна пядь на высоком столпе откровения, несущем Бога, но короткий этот отрезок будет расти сквозь века, в вере и с верою».
Человеческая жизнь несовершенна, она не всегда подпадает под законы красоты и гармонии, а, следовательно, должно быть продолжение этой жизни в ином, лучшем мире. Вера в личное бессмертие была необходима писателю и в качестве моральной поддержки. Равновесие между ценностью человека (если использовать категории добра и нравственности) и его мирской судьбой не будет полным, пока его душа не окажется на небесах. Между тем к Истине, то есть к христианской вере в вечную жизнь Души, можно прийти разными путями. Каждый из героев сказки «Колокол» (которую Г. Брандес считал вершиной среди творений гениального сказочника) приближается к общей цели по-своему, но в конце концов «они встречаются в одном чувстве восторга и благоговения перед всеобъемлющем Божеством природы»{7}.
В главе «Вера и знание» Истина — это триумф веры, обретаемой в союзе науки с религией. «…истине никогда не оспорить Истину, знанию — не оспорить веру, мы, естественно, рассуждаем об истине и знании в их чистом виде; встретившись, они подкрепляют прекраснейший помысел человека: бессмертие».
Вера в небесную жизнь как награду за страдания помогала Андерсену переносить трагизм и несправедливость земной жизни. О том, какие испытания выпадают на долю человека, он хорошо знал по своему собственному опыту. Именно в жизненном опыте заключены истоки его гуманно-религиозного мировоззрения.
Он остро воспринимает всякую несправедливость. В Мариестадской тюрьме он поражен тем, что молодую женщину поместили в одиночную камеру лишь потому, что она осталась без жилья и работы. Однако скорбя об участи несчастных заключенных, он уверен, что их не оставит милосердие Всевышнего: «Там, где к заключенному проникает ласковый солнечный луч, и сердце его озарит луч Божий».
На грустные мысли наводит писателя картина, которую он наблюдает в конце своего путешествия. В голом осеннем лесу пасутся свиньи. Он слышит, как, сбившись в кучу, они удовлетворенно хрюкают: «Прощай, роскошество! Прощай, чик-чириканье! Мы хотим плодов! Все, что ни съедобно, годится, мы жрем все!»
В этой аллегории — протест против обывательского, потребительского отношения к жизни. Торжество хозяйничающих в лесу свиней — приговор всему светлому и прекрасному в мире.
Однако история заканчивается все же на оптимистической ноте. Светлый лучик надежды, словно звездочка, загорается в доме лесника. Он сидит с Библией на коленях и читает внукам о Боге и вечной жизни, и еще он говорит им о «весне, что опять наступит <…> о лесе, который снова зазеленеет, розах, что будут цвести, соловьях, что будут петь, и о Прекрасном,
