сказал фразу, которая плотно застряла поперек сознания Лави′ны. «Телевидение упадет в обморок, предложи ему кто-нибудь подобный сюжет. Люди боятся, а страх порождает невежество. Толпа, шагающая в ногу ровной колонной, и надо обладать мужеством, чтобы сделать шаг в сторону».
- Как вы решились на… ну… скажем так…
- Видите, - улыбнулся Энди. – Вы не можете даже произнести это вслух. Мне проще. Я не иду в этой колонне, просто потому что не хочу. Вы ведь журналист, во всяком случае, считаете себя таковым. Насколько я понимаю, смысл подобного занятия - это вскрывать фурункулы, так давно назревавшие в обществе. Да, последует грязь, но потом всем станет легче. Хотите, я вам помогу и произнесу для вас то, что вы не смогли?
Энди улыбнулся.
- Вы хотели спросить, как я решился любить его? Я отвечу. Я не выбирал. Я всегда его любил.
- Вы – смелый человек, Энди.
- Отнюдь. Я обычный человек. Такой же, как и вы, - а потом замолчал и улыбнулся, и госпожа Лави′на поняла, насколько он свободен. – Не обижайтесь, но ваша статья для девочек-фанаток. Она вряд ли изменит мир. Стоит ли мучиться? Может, выбрать другое занятие?
Бернарда думала. Слова Энди не шли из головы. Она злилась, а это отличный признак. Наступил момент, когда она поняла, что почти осязала их. Смысл лежал на поверхности. Просто наклонись и возьми. Он прав. Она напишет статью, только он останется свободным, а она не испытает ничего.
Бернарда позвонила через несколько дней.
- Студия господина Гейла Маккены, - произнесла Ольга, и Бернарде стало легче, ведь она уже решилась набрать номер. Кто там из великих сказал? Может, даже и Наполеон, что главное ввязаться в драку, а разбираться придется по ходу.
- Добрый день. Могу я говорить с господином Энджио Джалалли?
- Как вас представить?
И тут Лави′на поняла, что не знает, что сказать. Вряд ли Энди вспомнит ее, но парень вспомнил.
- Я знал, что вы позвоните, - начал он, почти минуя приветствия. – Я почувствовал.
- Я хотела бы обсудить с вами сценарий, - ответила Бернарда и поняла, что последний спасательный трос только что сгорел за ее спиной.
Сценария у нее не было, хотя она и собралась его обсуждать. И вообще, сценарии – не ее профиль. Она делала по ним курсовик, но это было тогда, когда динозавры все-таки определились и решили вымереть. Ей, конечно, проще всего последовать их примеру, но голос Энди отсекает эту возможность.
- Вы шутите?!
Она шутит, конечно, но он говорит так, словно кто-то принес ему на подносе его готовую заветную мечту.
- А вы хотите, чтобы это было шуткой?
Можно по-разному пилить под собой сук, но умный человек десять раз подумал бы, какой вначале выбрать. Вот если бы под ним мягкий мох… но нет. Разросшийся терновник.
- Знаете? Я когда увидел вас, испытал надежду. Не знаю почему, но мне так показалось.
- Знаете Энди. Честно говоря, у меня пока кроме вдохновения ничего нет…
- Так это же хорошо! Значит, не надо будет ничего менять! А то вдруг бы мне не понравились главные герои…
- Я бы хотела пригласить вас на роль главного героя.
В телефонной трубке повисла тишина. Время как-то споткнулось, и теперь стоит на одном месте, поглаживая разбитое колено. Впрочем, оно имеет право. В сравнении с бесконечностью его пути эта заминка будет меньше, чем точка. Кусок от точки. Это тоже расстояние, но…
- Как это?
Рой задремал. Во всяком случае, можно было именно так думать, потому что его перестали мучить мысли. Подушка пахла Энди, и Маккена растворил себя в этом запахе. Вообще… В этот момент звякнул телефон. Эсэмеска сообщила, что Энди сел в самолет. Время вновь перепугалось и шарахнулось в обратную ото сна сторону. Сейчас начнет сглатывать минуты, приближая Энди все ближе. Дурацкая вещь – самолет. Каракатица с растопыренными отростками. Маккена никогда не мог понять, как она летает. Да какая разница? Пусть летает, как хочет. На хрена Рою аэродинамика? Как, в принципе, и среднеазиатский кризис. Вот тебе на! Раздражает. Тем более, если думать об этом в пять утра, так толком и не сомкнув глаз. Завтра он будет выглядеть помятым. Вот тебе еще раз на! Как продолжать оставаться irresistible, когда тебе полтинник? Можно сдохнуть в спортзале и кончиться в косметическом салоне, но мяться от этого будешь ничуть не меньше. А Энди только тридцать, и он так не мнется. Черт! Еще эти среднеазиаты со своим кризисом. От них мнутся мысли. Рой вообще ничего не понимает в политике. А Энди понимает. И Стив понимает. Они ему объясняли, только это была провальная идея. Древнекитайская грамота на глиняных табличках в безлунную ночь. У Стива с Энди много общего. Секс, танцы, политика, кризис. Металлическая палка, опять секс… Так, стоп. У Роя со Стивом тоже много общего. Секс, дружба, идеальные отношения… Что еще? Ладно, для начала неплохо. Он потом подумает и вспомнит, что еще. У Энди с Роем тоже много общего. Секс, выставки, жизнь, дом, постель… В конце концов, у них одна ванна на двоих и шкаф. И Энди кладет грязное белье в ту же корзину, что и Маккена. Стив-Стив… У них троих секс на троих. Нет, не втроем, а на троих. Что ж, вполне даже. Можно еще чего-то пытаться, пока тестостерон подскакивает, потому как, когда перестанет, то и… Нет, что угодно, только не это. Пусть лучше зашкаливает. Куда деть избытки, можно придумать. Рой тут его вчера искусственно поднимал. Пока канал не пересох, и он поднимается по накатанной. Ну, и что, что полтинник? Поднимается же. И все поднимается. Даже давление иногда. Энди запретил ему пить. Пить вообще. И пить кофе. А без кофе – какой тестостерон? Да и вообще… Энди тридцать. Он великолепен. И Маккена великолепен. Только по-другому. Есть же разница в трехлетнем коньяке и четвертьвековом? Нет, никакой. Рой никогда не понимал его вкус, потому что всегда мешал запах. Маккене – что один, что другой - без разницы. Не катит. Лучше перенести это сравнение на виски. Есть же, в конце концов, разница между брендом от года и от двенадцати лет? Есть. И то, и то вкусно по-разному. Приятный такой звукоряд, в котором по всем нотам диезом долбит секс. Даже в виски. Ну, Фрейд! Ну, умница! Уж, где-где, а тут Рой разбирается. Потому и согласен с
