блокады. Была ещё девушка. Дружили со школы, потом встречались, хотели пожениться. Не успели — началась война. Сначала переписывались, потом исчезла. О её судьбе ничего не знаю.
Опять замолчали, а когда шар солнца коснулся зубчатых вершин леса и от воды потянуло прохладой, стали собираться. Натянули гимнастерки, бриджи и сапоги, затянули портупеи. Прихватив полотенца, пошагали обратно.
Теперь у дуба потрескивал огонь, на нём, издавая манящий аромат, побулькивал котелок. На расстеленной плащ-палатке лежал кирпич черняшки[7], несколько пупырчатых огурцов, ложки и немецкая, в войлочном чехле фляга.
— Давайте с нами, — поднял глаза бывший подполковник, напарники поддержали.
— Спасибо, ребята, — отказался Лосев. — Как-нибудь в другой раз.
— А во фляге что? Спирт? — ткнул в неё пальцем Каламебт.
— Нет, шнапс, — сказал усатый крепыш. — Он того, слабенький.
— Можно задержаться до вечерней поверки?
— спросил второй, в прошлом лётчик.
— Хорошо, — разрешил комбат, и они пошли дальше.
В части роты шли на ужин в столовую, офицеры тоже подкрепились за своим столом, после чего занялись текущими делами. Далее состоялись вечерняя поверка и отбой («рыбаки» вернулись вовремя). Плац перед казармами опустел, по нём у бегала стайка бродячих собак, выставленные на ночь посты охраняли территорию.
Когда на землю опустилась ночь и в небе зажглись звёзды, Лосев в начищенных сапогах и чисто выбритый зашел в комнату Каламбета. Тот в майке и трусах, лёжа на койке, дымил папиросой и листал трофейный журнал с картинками.
— Я отъеду до утра. Если что, где искать меня, знаешь.
— Добро, командир, — ответил заместитель.
Выйдя, майор спустился по ступеням вниз. Дежурный лейтенант за стойкой, встав, козырнул. Хлопнула входная дверь.
На улице было тихо и свежо, в траве стрекотали сверчки. Обогнув здание, Лосев проскрипел сапогами по гравийной дорожке к трём кирпичным боксам у ограды. Отпер ключом дверь крайнего, распахнул створку и вошел внутрь. Через пару минут оттуда выкатился трофейный «цундап» с коляской, Николай слез с седла и закрыл бокс. Снова уселся, включил скорость, мотоцикл с тихим рокотом двинулся к КПП. Остановившись у него, Лосев просигналил, из будки выбежал часовой и поднял шлагбаум. Набирая скорость, машина исчезла в темноте.
Отъехав от части пару километров, майор свернул с асфальта на проселочную дорогу, луч фары высветил по сторонам сосновый бор. Потом он кончился, «цундап» спустился в низину и по каменному мосту пересёк реку. За ней находилось небольшое местечко с кирхой[8] в центре, застроенное одно- и двухэтажными домами. Лосев свернул на одну из улиц. Миновав два особняка, въехал по короткой аллее во двор третьего. Заглушил мотор, погасил фару и слез с седла. Отряхнул рукой бриджи[9] и поднялся на увитое плющом крыльцо. Дважды крутнув флажок звонка, стал ждать.
В одном из окон наверху возникло пятно света, через минуту из-за двери тихо спросили:
— Кто?
— Это я, Злата. Николай.
Внутри провернулся ключ, брякнул запор, комбат переступил порог. Шею тут же оплели горячие руки, губы слились в поцелуе. Чуть позже оба голые лежали на кровати в одной из комнат второго этажа. Майор курил, а женщина, опершись на локоть, перебирала его волосы. На вид ей было лет двадцать пять, стройная и красивая блондинка.
Знакомство состоялось вскоре после капитуляции Бреслау. Штрафбат сначала разместили в этом местечке под названием Крафтборн. Там уже стояла какая-то тыловая часть, и, проезжая улицей, Лосев услышал доносившиеся из особняка крики.
— Ну-ка туда, — приказал сидевшему за рулем сержанту.
Тот свернул в аллею и тормознул у входа. Взбежали на крыльцо, Лосев рывком открыл дверь. В холле на ковре два пехотинца насиловали молодую женщину. Один держал за руки, а второй, задрав платье, ловил ноги. Та отчаянно лягалась и визжала.
— А-атставить! — рявкнул майор, выхватив «ТТ». — Перестреляю, гниды!
За спиной лязгнул автоматный затвор, оба насильника, побледнев, вскочили.
— Пошли вон! — махнул Лосев стволом на дверь.
Топоча кирзачами, пехотинцы ломанулись к выходу.
— Шевели копытами! — дал последнему здоровенного пенделя сержант.
Женщина оказалась чешкой по имени Злата, служила в этом доме гувернанткой. С её слов, за месяц до подхода советских войск хозяева уехали в Швейцарию, поручив ей сторожить усадьбу.
— Я извиняюсь за этих солдат, они сюда больше не вернутся, — сунул пистолет в кобуру Лосев. — В городе будет стоять моя часть, гарантирую спокойствие и порядок.
— Благодарю, пан офицер, — утерла гувернантка слезы.
— Кстати, — окинул глазами холл и лестницу, ведущую на второй этаж. — Не могу ли я здесь на время поселиться?
— О да, — часто закивала Злата.
— В таком случае не прощаюсь, — и вышел вместе с сержантом. Женщина проводила взглядом.
Разместив батальон в школе на площади и в пустующих домах, к вечеру Лосев вернулся. Сержант внёс в прихожую чемодан и туго набитый вещмешок, после чего уехал. Чешка показала майору комнату на втором этаже, а потом они вместе поужинали на кухне привезенными продуктами.
— Всё, что осталось, ваше, — кивнул на мешок Лосев.
— Декуи, — опустила ресницы Злата.
А ночью он проснулся в своей кровати от объятий.
— Либеш се ми[10], — шептала чешка, прижимаясь гибким телом. Дальше они любили друг друга до утра. Женщины до этого у Лосева были, в госпитале и на переформировке, чешка стала очередной.
Вскоре батальон передислоцировали в брошенный военный городок, откуда по ночам майор наведывался к подруге. Иллюзий на дальнейшее оба не питали, то была временная связь.
Загасив в прикроватной пепельнице окурок, Николай приобнял Злату, и они уснули. С неба в открытое окно глядела желтая луна.
В четыре утра мотоцикл катил обратно, на востоке алела заря. От основной трассы отходила асфальтированная дорога. Бросив в ту сторону взгляд, комбат поёжился. Километрах в семи от развилки находился концентрационный лагерь смерти, о нём нём узнали случайно.
На следующий день после размещения в Крафтборне Лосев вместе с Каламбетом, оставив батальон на Орешкина, выехали за город для знакомства с окрестностями. Заметив эту самую дорогу с указателем «Aussenkommandos», комбат приказал водителю туда свернуть.
Минут через десять дорога спустилась в обширную зеленую долину, окруженную высокой оградой
