не вытащила, не дал бы.
— Так это ты вытащила? — Топорков опять сделал разворот, давая понять, что разговор закончен и теперь никакая сила не повернет его обратно.
После этих слов Валеркина сестренка, маленькая, тоже чернявая, стала медленно натягивать гамаши. Валерка, снимая с вешалки кепку, пояснил:
— Гонять будет. Лучше заблаговременно к бабке смотаться.
Антон Семенович вопросительно смотрел на Валеркину мать. Та покраснела, стала теребить носовой платок:
— Может, одумается, Антон Семенович?.. Такая уж я нерешительная. Какой есть, да отец все же...
Антон Семенович подозвал Валерку и громко, так, чтобы слышал Топорков-отец, сказал:
— Никуда не ходите, понял? Он вас не тронет, только грозит, поверь мне. А если что — беги тут же за мной, в любое время!
Валерка хитро заулыбался, показывая крупные, широкие зубы: — Понял вас, Антон Семеныч,— и стал приказывать:
— Мамка, никуда не пойдем! Людка, раздевайся, спать ложись! Я за все отвечаю!
Когда вышли от Топорковых, уже совсем стемнело и над Переселенкой зажглись звезды. Они показались Инке как никогда яркими и... равнодушными. И вдруг одна из них отделилась от черного купола и полетела к Земле.
«Чтобы все у всех хорошо было»,— коротко успела загадать Инка. В ту же секунду где-то справа, совсем близко от Валеркиного дома, они увидели еще одну вспышку, сопровождавшуюся легким щелчком.
— Кто-то успел заснять,— грустно сказал Антон Семенович,— а я не успел загадать желание. Опять засмотрелся. Как это таинственно: падающая звезда...
— А я первый раз увидела такое,— тихо произнесла Инка,— и желание успела загадать. Общее, для всех,— Инка почувствовала, что краснеет: вдруг Антон Семенович не так поймет ее?
— Это хорошо, Климова, что общее. Значит, и мое... Смотри, окна «наши» зажглись.
Они были так похожи, все окна домов, но Антон Семенович безошибочно различал «свои» и вел Инку на их огонек. Они побывали еще в нескольких семьях.
ЛКС
«Добрый вечер, Дик. Давно ли мы подружились с тобой, а я так привыкла к тебе, словно знала всегда. Я обещала рассказать тебе о самом интересном, но что делать, если вокруг столько интересного, и все — самое, самое. Вот сегодня — опять новость: в школе есть ЛКС (литературный клуб старшеклассников). Ты, верно, догадался: мне не терпелось заглянуть туда, едва дождалась третьей «литературной» субботы. Пошла одна, даже не сказав Катюне. Я никогда не была в литературных клубах и ожидала увидеть что-то необыкновенное: полутемный зал, опущенные шторы, мерцающие свечи в бронзовых канделябрах...
Вопреки моему воображению, сначала все казалось совсем обычным. В актовом зале, освещенном стандартными электрическими лампочками, стояли полукругом школьные стулья. И все-таки я не ошиблась, Дик. Многое было для меня необыкновенным!
Итак, на стульях удобно устроились старшеклассники. Здесь же, среди ребят,— руководитель ЛКС, местный писатель. Председательствующий (сегодня это был парень-девятиклассник) вышел на середину и объявил тему занятия. Планировался диспут: «Поговорим о Наташе Ростовой» (хорошо, что я читала «Войну и мир») и «крещение» в члены клуба кого-то из ребят.
До Наташи добрались не сразу. Вначале говорили о Толстом, о Ясной Поляне, о том, как писалось произведение. «Ораторы» выступали свободно, без всяких шпаргалок. Незаметно перешли к образу Наташи Ростовой.
Простая, милая Наташа... Ее не просто любили, ее обожали, и каждому, особенно девочкам, хотелось сказать, чем привлекательна для него эта героиня. Но тут вышел на круг Алик Чолмоныев из параллельного восьмого класса и виновато сказал:
— А мне не нравится Ростова. У нее все одна любовь на уме. А больше ничего она не делает.
Некоторое время в зале было тихо. Потом кто-то возмутился:
— А время? Время какое было... Что делать, особенно женщине?
— Что делать? — не растерялся Алик.— Спроси у Чернышевского. У Тургенева спроси: Елена продолжает дело Инсарова.
Высказался — и ушел на свое место. И тут... что тут началось! Ребята один за другим выскакивали на круг: одни ругали Наташу за бездеятельность, безыдейность, ветреность и даже неверность; другие защищали за доброту, искренность, любовь к людям,— равнодушных не было! Вот, оказывается, ради чего был задуман диспут, именно диспут, а не разговор. И я увлеклась проблемой, которая час назад для меня не существовала. Мне понравилась литературная игра в «обвинителей» и «защитников».
Когда все высказались и страсти улеглись, председатель объявил: «Прошу встать Александра Чолмоныева»...
Началось самое интересное. «Поэта» могли разбить в пух и прах, не делая скидки на возраст. Это и было «боевое крещение». Если он выдерживал и приходил на следующее занятие, его торжественно принимали в члены клуба. До этого считали просто вольнослушателем. Так записано в уставе ЛКС.
Так вот, Алик вышел на круг, маленький и решительный, обвел зал чуть раскосыми глазами, закатал трубочкой тетрадку, облизнул сухие губы и начал читать.
У него своеобразные стихи. Каждая четвертая строка кончается так, как начинается первая. Читает он монотонно, как все поэты, чуточку нараспев. Слушать его приятно, хотя и есть в речи характерный для алтайцев акцент. Критиковали его безжалостно, а он все равно читал о девушке, нежной, словно рассвет в горах, и о бледнолицых ирисах Алтая, и о белой черемухе, которая в горах почему-то не пахнет, и о родном Горно-Алтайске.
Мне просто повезло, Дик, что я могу раз в месяц приходить сюда и слушать, слушать... А может, и самой выдержать «боевое крещение»?
Я не заметила, как пролетели два часа. Только об этом завтра. У меня слипаются глаза, Дик. Спокойной ночи.
Инка».
ПОКА ШЛО ЗАНЯТИЕ КЛУБА...
Борис только дома вспомнил, что он сегодня дежурный, а класс не убрал. И он даже обрадовался возможности вернуться в школу: может, Антон Семенович еще не ушел.
Ему повезло. Учитель составлял карточки контрольного опроса. Одобрительно кивнув Борису, он продолжал работу, а дежурный приступил к своим обязанностям: поднял стулья, набрал полное ведро воды и начал вдохновенно тереть шваброй пол, предвкушая прогулку с учителем.
Но по коридору вдруг пронесся топот ног, послышалась возня за дверью, и на пороге появились Валерка и Костя, тянувшие в класс упирающуюся Катю. Та в чем-то сомневалась:
— Может, не надо, а, мальчики? Вдруг опять напрасно?
Учитель обрадовался ребятам:
— Ну, проходите, проходите в класс. Чего всполошились?
Валерка подтолкнул к учительскому столу Катю и сообщил:
— Антон Семеныч, у нас открытие!
— Да не открытие, а пока только гипотеза,—
