моих братьев.
В конце концов я позволила ему сделать со мной это после того, как он пообещал, что больно не будет. Но было очень больно и совсем не похоже на то, что описывали мои подруги. После этого я никогда не получала удовольствия от секса, ни разу. Для меня это было просто тем, что ты позволяешь делать мужчинам.
К тому времени, как Пит закончил службу, мы встречались уже два года. Мне исполнилось девятнадцать лет, и я была на шестом месяце беременности. В тот вечер, когда его уволили, он пришел отвести меня в кино, и у него было при себе все его жалованье, триста долларов. Если когда-либо и была ночь, когда ему не стоило красть, то это была та ночь. Днем он ходил по магазинам и очень гордился тем, что носит гражданскую одежду.
Мы проехали несколько километров по дороге, и что-то шепнуло мне, что надо выйти из машины. Ни с того ни с сего я вдруг сказала:
– Останови здесь!
Господь всегда был рядом со мной, так?
Пит спросил:
– В чем дело?
– Я просто хочу выйти, – сказала я.
– Хорошо, я отвезу тебя домой.
– Я ни за что не поеду в этой машине.
Он спросил меня почему, а я и сама не знала, что сказать. Клянусь, Господь как будто протянул мне руку с небес. Было полвосьмого вечера и темно, как в брюхе у коровы.
И вот Пит поехал в город, а я направилась домой. Через какое-то время я услышала машину скорой помощи и подумала: «О боже, Пит попал в аварию!»
Было темно и страшно. Я побежала домой и всю ночь просидела, беспокоясь о нем.
На следующее утро мы с мамой услышали разговор двух дам у магазина «Ньюберри». Они говорили, что прошлой ночью стали свидетелями серьезной аварии, и какой-то мужчина ходил с пораненной рукой. Ему даже наложили на руку жгут.
Мать спросила:
– Он был совсем один?
– Да, – ответила одна из женщин.
– А что за машина?
– Купе. С откидным сиденьем.
Мы с мамой помчались в больницу. Они спросили, не жена ли я ему, я солгала и сказала «да».
Он лежал на кровати.
– Ох, разомни мне руку, – попросил он. – Болит.
Я посмотрела туда, куда он показывает, и увидела, что у него нет руки. И упала в обморок.
Оказалось, что Пит не пошел в кино после того, как я вышла из машины. Он поехал прямо на водопроводную станцию реки Блэк и прихватил с собой несколько больших тяжелых труб. Мои братья Фред и Роланд все время воровали водопроводные трубы и железнодорожные рельсы и продавали их как металлолом. Пит пришел оттуда, где ему не нужно было воровать, и попал ровно туда, где воруют.
Продав товар, он возвращался к моему дому, держа левую руку в открытом окне, и его сбил пьяный водитель.
Питу предъявили обвинение в краже, но судья сказал: «Вы и так достаточно заплатили за то, что сделали». Полицейские штата не могли поверить, что всего один человек поднял и унес трубы, но он был в хорошей форме после службы в армии.
Моя мать, как узнала, что я беременна, заставила его жениться на мне. Пит не мог найти приличную работу, поэтому мы с ним нанялись на ферму Боба Гарднера копать картошку. На восьмом месяце беременности я таскала ведра по двадцать килограммов. Рабочая лошадка, прямо как моя мама!
Говорите что хотите против моего мужа, но работал он усердно. Двадцать пять лет копал картошку, водил трактор, делал все, что говорил ему Боб Гарднер. Но Пит никогда не хотел быть мужем. А когда родился наш ребенок, я поняла, что он еще и никогда не хотел быть отцом. Он всегда водился со своей компанией, напивался и часто оставлял меня без еды, так что мне нечем было кормить ребенка. Он врал направо и налево. Он не был ни любящим, ни даже просто дружелюбным. Он никогда не садился за стол вместе с нами, не ел со всеми. Он говорил мне, что надо купить в магазине – обычно это был яблочный пирог, курица, печенье и соус. Я тратила на готовку целый день и говорила: «Давай, Пит. Ужин готов».
А он отвечал: «Не хочу я жрать эти чертовы отбросы». Я понимала, что его гложет. Когда-то он был лыжником, нежился на солнышке, а потом вдруг раз – и без руки остался, так? Он не смог это пережить. Ему сделали в Сиракьюсе руку, почти как настоящую, с кожей, с волосками, но он никогда ее не носил. Только другую, с крючком.
Когда ему хотелось секса, он просто спускал штаны. Он подарил мне детей, но не хотел иметь с ними ничего общего. Доктор Россен сказал ему: «Мне бы стоило взять дробовик, отстрелить эту твою штуку и привязать ее за ленточку к стене. Твоей семье было бы лучше».
Когда я была на шестом месяце беременна Дон, третьим по счету ребенком, Пит пришел домой пьяный и ударил меня ногой в живот. Потом снял свой протез и напал на меня. Я схватила его за руку и рассекла ему крюком коленную чашечку. Потом побежала по Берлингтон-стрит к дому подруги, и она велела мне сделать так, чтобы его арестовали, потому что я боялась возвращаться домой. Я умоляла старого пьяницу-судью снять обвинения, но тот отказался, и Пит отсидел полгода.
Мы ездили в Мичиган навестить его родителей, и они смотрели на меня свысока, потому что я из бедной семьи. Пит подделал чек на двести долларов на имя своего отчима, чтобы вернуться в Уотертаун, и отчим позвонил в полицию. Потом он все же снял обвинения при условии, что мы навсегда покинем Мичиган. Пит так и не смог смириться со своими потерями – сначала руки, потом семьи. Как вернулся домой, он снова принялся воровать. Его приговорили к двадцати пяти дням и двадцати пяти долларам штрафа за кражу коробки несвежего хлеба в Уэст-Картидж – такой хлеб называли еще «свиным». Вот такую мелочь он и воровал, чтобы хватило на бутылку виски – распить с приятелями или махнуть через канадскую границу и погулять с тамошними дружками.
Когда я была маленькая, то ходила в церковь только на Рождество, но решила, что у меня будет набожная, порядочная семья, и позаботилась о том, чтобы все мои дети впервые причастились в церкви Святого Семейства. Если ты сама выросла среди воров, это не значит, что и вырастить детей ты должна такими же. Я была мамой, воспитательницей, а Пит ни разу пальцем не шевельнул. Когда наш сын Аллен-младший, «малыш Пит», убил котенка под эстакадой, я всыпала ему по первое число. Когда мои дети крали
