когда я ушел. У него два этажа и большое крыльцо, огибающее дом вокруг, со старыми качелями спереди. Белая краска выцвела и потрескалась, а черные ставни отсутствуют на одном из окон и свисают с другого. Несмотря на то, что он выглядит так же как и тогда, это уже не тот дом, который мы четверо помним.
Я прочистил горло.
— Только сейчас это чертов беспорядок.
— Я думаю, что Старик палец о палец не ударил после того, как мы ушли. — Говорит один из братьев позади меня.
Нет шансов, чтобы мы продали этот дом за то, чего он стоит. Хотя дом никогда не был наградой, земля — вот что имеет значение.
Более трехсот акров одного из лучших угодий для скота в Пенсильвании. Здесь протекает извилистый ручей, трава для коров только премиум-класса и живописная местность.
— Как он мог? — фырчит Деклан. — У него что, не было рабочей силы, чтобы присматривать за вещами, пока он был в отключке? Я кивнул, чувствуя к нему новый тип злости. Он мог позаботиться хотя бы о ферме.
— А как насчет животных? — спрашивает Шон.
— Нам нужно будет провести полную инвентаризацию и увидеть, в какое дерьмо вляпываемся, — говорю я.
Мои братья согласились, поэтому мы распределили задачи. Время посмотреть, что еще он уничтожил.
На ферме беспорядок, это все, что я могу сказать. Это ужас. Он ничем не занимался, кроме молочного оборудования, которое ему пришлось поддерживать в надлежащем состоянии, если он хотел заработать достаточно денег, чтобы купить себе бутылку.
Но то, что он так запустил землю, в голове не укладывается. То, что могло быть наследием в десять миллионов, в лучшем случае стоит вдвое меньше. Придется очень много работать, чтобы приблизить ранчо к тому виду, чтобы хорошо его продать.
Я иду по полю слева от ручья, туда, куда приходил прятаться.
Когда мой отец впервые напился до беспамятства, мне было десять лет, и Деклан взял удар на себя и защитил всех нас, приказывая бежать и прятаться.
Я не до конца понимал, что произошло — просто мой брат, которого я любил, начал кричать, чтобы я убегал.
Так что я так и сделал.
Я побежал. Я побежал так сильно, что не был уверен, что когда-нибудь остановлюсь. Я бежал, пока в моих легких не закончился воздух. Я не останавливался, пока не оказался там, где, как думал, меня никто никогда не найдет, потому что в глазах Деклана было что-то такое, чего я никогда раньше не видел — дикий страх. Я остановился здесь, на берегу ручья, и посмотрел на домик, который построил на дереве, и где провел много дней и ночей, прячась от ада, который бушевал в моем доме.
Что за сраный беспорядок.
Это последнее место, где я хочу быть, но мне больше не от чего прятаться. Я уже не тот напуганный маленький мальчик, и в доме больше не прячутся монстры. Но я все равно чувствую пустоту в животе.
Тишина стала почти громкая, когда я стоял здесь и слушал ручей, который когда-то меня убаюкивал. Сельскохозяйственная земля красива. Я вижу сочную зелень и темно-розовый оттенок заката на небе, который освещает облака и делает их похожими на сладкую вату.
Я закрыл глаза, поднимая лицо к небу, и стал слушать звук своего дыхания.
А потом меня заставил насторожиться стук сверху.
Я оглянулся вокруг, пытаясь увидеть, что это было.
Потом принюхался.
— Есть здесь кто? — крикнул я, поворачиваясь к дереву с домиком, который спрятан высоко в ветвях.
Послышалась толкотня и стук ног по дереву. Кто-то есть там наверху. Наверное, это ребенок, потому что взрослый человек не сможет спрятаться на этой площадке. Однако, кто бы это ни был, он не отвечает.
— Эй? Я знаю, что ты там, — говорю я немного тише, стараясь звучать менее устрашающе. — Тебе не нужно бояться. Еще одно движение, а затем раздался крик, и я понял, что этот звук боли.
Я не ждал и поднялся на дерево, используя деревянную лестницу, которую мне помогли построить мои братья, чтобы я всегда мог сюда залезть.
— Я иду. Не бойся, — приказываю, не желая, чтобы тот, кто там наверху, упал с вершины дерева.
Я приблизился к домику, и увидел маленькую девочку, которая сгорбилась в углу площадки. Ее глаза широко раскрыты и полны страха. Она кажется не намного старше меня, когда я впервые спрятался здесь, но на самом деле я не так много времени проводил среди детей, поэтому не знаю, сколько ей лет на самом деле. Я знаю все о страхе и слезах, которые текли по ее лицу. Раньше я часто так себя чувствовал.
— Я не сделаю тебе больно. Ты в порядке? Я слышал, как ты плакала.
Она быстро кивнула.
— Хорошо, ты ранена?
Слеза потекла по ее щеке, и она снова кивнула, хватаясь за руку.
— Ты поранила руку? — спросил я, зная, что это так. Когда она все еще молчит, я пытаюсь вспомнить, каково это, когда тебе больно и одиноко, пока ты в одиночестве прячешься на дереве. — Я Коннор, жил здесь. Это было моим любимым местом на всей ферме. Как тебя зовут? Ее губы дрожали, и она, кажется, боролась с ответом. В конце концов ее зеленые глаза посмотрели на меня, словно ястребиные, когда девочка крепко сжала губы, давая мне понять, что не намерена со мной разговаривать.
Я сделал еще один шаг по лестнице и оперся на площадку.
— Ничего страшного, тебе не нужно мне рассказывать.
Я останусь здесь столько, сколько нужно, чтобы спустить ее.
Она села, ее каштановые волосы спали ей на лицо, и она понюхала их, прежде чем отбросить прядь назад.
— Ты чужак, — сказала маленькая девочка.
— Это правда. Ты права, что не общаешься с незнакомцами.
Помогло бы тебе, если бы я сказал, что был своего рода полицейским на флоте?
Ее глаза прищурились, оценивая меня.
— Офицеры полиции носят форму.
Я улыбнулся. Умная крошка.
— Верно. Я носил, но сейчас не работаю, поскольку я на ферме. Ты можешь рассказать мне, как ты повредила руку?
— Я упала.
— Как ты сюда забралась? Она немного сдвинулась.
— Я не хотела, чтобы меня кто-то нашел.
У меня закрутились кишки, когда я начал искать миллион ответов, почему эта маленькая девочка прячется здесь с болью в руке, а не бежит домой за помощью. Мне нужно держать себя под контролем и помнить, что не у всех плохая жизнь дома. Это может быть что угодно.
— Почему бы и нет?
Она грызет свою нижнюю губу.
— Папа
