— С ним все в порядке, — заверил брат, едва свидетели удалились.
— Нет, не в порядке, и ты сам прекрасно это понимаешь, — продолжала настаивать Джейн.
Брат на мгновение задумался, и молчание лишь подтвердило справедливость ее слов: он знал горькую правду, хотя и отказывался признавать неизбежное.
— Он… он просто слишком глубоко погрузился в траур. Скоро разум возобладает.
К сожалению, уверенность основывалась лишь на самообмане.
Герцог Рейн был гордым человеком. В первую очередь он гордился двумя своими детьми, но и собственные умственные способности представляли достойный повод. Так, например, число «пи» он с легкостью, без ручки и бумаги, называл до пятидесятого знака после запятой. Знал каждую птицу в округе, причем помнил не только общепринятое английское название, но и латинский научный термин. В последнее время, однако, в памяти начали случаться неприятные провалы. Герцог не мог вспомнить, как зовут экономку, которая поступила на службу еще до рождения Джейн. Забыл, что Англия уже не воюет с Францией. Конечно, дети могли бы объяснить неприятные явления горем утраты, потерей любимой жены… если бы симптомы не проявились еще при жизни герцогини. А после переезда в замок Кроу неприятные явления усугублялись с каждым днем.
— Давай хотя бы отвезем отца в Лондон и покажем врачам, — предложила Джейн, однако брат лишь сердито отмахнулся.
— Ни в коем случае! — с жаром возразил он. — Он не захочет, чтобы кто-нибудь узнал о… временной слабости. — Джейсон собрал оставшиеся на столе бумаги. — Деревня, свежий воздух — вот что сейчас необходимо. Твой дебютный сезон доставил столько переживаний, что недолго и умом повредиться.
Джейн покраснела, а в глазах появились слезы.
— Так нечестно.
Джейсон посмотрел на сестру и понял, что дал маху.
— Прости. — Он подошел и обнял ее за плечи. — Не надо было этого говорить. И все же в Лондон ехать нельзя. По давней традиции семья герцога Рейна должна провести время траура здесь, в замке Кроу — в старинном родовом поместье. Так было всегда.
— Но ведь и ты член семьи, — резонно заметила Джейн.
— Я скоро вернусь, — пообещал Джейсон, похлопав сестру по плечу. — И тогда, если проблема не разрешится, вместе подумаем, что делать дальше. А до тех пор оставайся здесь и присматривай за отцом. — Брат посмотрел в глаза так же серьезно и требовательно, как делал это в детстве, когда заклинал не говорить гувернантке, что посадил на ее стул лягушку. — Поверь, сестренка, мысленно я с тобой.
Ничего не оставалось делать, как молча кивнуть в знак покорности, проводить брата до ворот и помахать на прощание. И ждать.
Ожидание затянулось.
Поначалу Джейсон писал часто, однако время шло и письма приходили все реже и реже, пока не иссякли окончательно.
Джейн не волновалась; она отлично понимала причину молчания. Брат мог собираться за границу, искреннее веря в высокую цель поездки, однако искушения вольной жизни на континенте наверняка оказались сильнее благих намерений. Кроме того, ее письма благополучно доходили (во всяком случае, их не возвращали за отсутствием адресата), из чего следовало, что названный адресат пока еще имел возможность заплатить пенс за доставку. Нет, особой проблемы Джейн не видела — примерно так же, как не видела проблемы в пересоленном супе: неприятно, но не повод для глобального конфликта. В конце концов, каждый переживает горе по-своему. Джейсон скоро вернется.
Он обещал.
Очень не хотелось признавать собственное одиночество, и все же, кроме самой Джейн, никто в доме не замечал отсутствия молодого господина. Возможно, слуги что-то обсуждали между собой, но ей не говорили ни слова. А отец так глубоко погрузился в печаль, что ни разу не вспомнил о сыне. Более того, он даже не понял, что Джейсона нет рядом.
Во всяком случае, так казалось Джейн.
Однажды утром, кутаясь в шаль, мисс Каммингс спустилась вниз, в столовую. Уже миновало Рождество, и за окном уныло моросил мелкий холодный дождь. Летом и осенью то и дело приезжали люди: соседи и арендаторы считали своим долгом выразить соболезнование. Но с наступлением зимы визиты прекратились: никому не хотелось высовывать нос из дома. Если одинокое деревенское существование и могло кого-то утешить, то только не Джейн. Она мечтала о Лондоне, о зимнем светском сезоне, о встречах и разговорах, а вместо этого приходилось тосковать в полном одиночестве и забвении. Однако эгоистичное малодушие — верный признак уныния, а поддаваться унынию, как известно, грешно. Тем более что они с отцом всегда поддерживали друг друга. Однако в это темное утро отец к завтраку не вышел.
Джейн в тревоге отправилась на поиски и обнаружила герцога возле открытой входной двери: тот ожидал возвращения лакея, которого послал за почтой.
— Должно прийти письмо от Джейсона, милая, — пояснил лорд Каммингс, дрожа от холода.
Дождь успел насквозь промочить и его самого, и толстый персидский ковер на полу.
— Но последнее мы получили всего лишь пару недель назад, — успокоила Джейн, не веря собственным словам. — Вряд ли стоит ожидать, что он будет писать каждый день. Давай закроем дверь, на улице так холодно и сыро.
— Прошло уже пять недель. Пять! — возразил герцог.
Оказывается, он не пропускал ни дня.
— В такую погоду почта нередко запаздывает, — начала искать оправдания Джейн.
Отец нетерпеливо покачал головой.
— Я приказал ему писать каждую неделю, дорогая. Если мальчик хочет достойно поступить в Оксфорд, то в Итоне должен учиться безупречно! Мне необходимы исчерпывающие сведения об оценках и отзывах преподавателей…
Монолог продолжался, но Джейн словно мгновенно оглохла. Мир погрузился в зловещую тишину.
Она с ужасом поняла, что герцог считает сына подростком, а ее принимает за…
— Джейн тоже скоро предстоит уехать в пансион, милая, — предупредил лорд Каммингс. — Образование детей необходимо строго контролировать.
В этот момент Джейн поняла, что состояние отца значительно хуже, чем казалось со стороны.
Однако, когда в гостиной лондонского дома Джейн рассказала о печальном открытии брату, Джейсон лишь молча подошел к столу и налил два бокала бренди.
Протянул один сестре, и она тихо заметила:
— Леди не пьют бренди.
— Ну и что? — коротко ответил Джейсон, уселся в кресло возле камина и одним глотком осушил бокал.
Джейн с опаской посмотрела на густой янтарный напиток и осторожно пригубила. Бренди обжигал.
— Прежде чем поехать за тобой на бал к Беннингам, я сначала заглянул в клуб. Кстати, какого черта ты делала на свадьбе Филиппы Беннинг? Вы же терпеть друг друга не можете.
— Ты слишком долго отсутствовал, — сухо возразила Джейн. — Жизнь меняется.
