ни делала. Экзорцистов с заклинателями вызывала — дохлый номер. Службу по отлову диких животных на уши ставила, результата — ноль. Даже в организацию по борьбе с насекомыми обращалась, но там просто развели руками: мол, не наш профиль.
Как-то раз мне довелось порыться в библиотеке некой потомственной шаманки. Частично из древних книг, частично со слов старухи я почерпнула для себя много нового.
Во-первых, Птица-Весень, Путеводная Нить, Вор-Кошмарник, Небываль-из-Пустошей и Пересечень — вовсе не призраки. Даже нежитью их звать ошибочно. Они — ижи-существа. Иначе говоря, Инычужи. У каждого — своя функция, своя роль в нашем мире и за гранью.
Во-вторых, свести с ними знакомство считается большой удачей. Они как живой талисман, как страховка на выгодных условиях, как надёжная охранная сигнализация, не подпускающая к тебе беду.
Удалось же моей покойной бабуле их приручить да к дому привязать! Великая женщина.
Когда мы с Инычужами пообжились и более-менее притёрлись друг к другу, оказалось, что, если их вежливо попросить, они могут скооперироваться и прикинуться человеком.
Вполне гармоничным, что важно.
Отпугивающим, если нужно.
Зверски привлекательным — как приятное дополнение для изголодавшихся по чистой светлой любви.
В случае, если опасность миновала, составной человек распадается на фрагменты, и Инычужи возвращаются к своей прежней ипостаси, чтобы разбрестись-разлететься по углам. И в изначальной форме, что примечательно, они довольно безразличны к окружающему миру и ко мне в том числе.
Зачем я сейчас распинаюсь и всё это вам рассказываю?
Чтоб вы примерно понимали моё отношение к недавнему поцелую.
Он — событие из ряда вон выходящее.
Его не должно было произойти.
Ох, да угомоните, кто-нибудь, моё сбрендившее сердце!
* * *
— Жрать будешь? — вежливо осведомился Пересечень, когда я, пошатываясь, двинулась на выход. — Мы тут такого наворотили, пальчики оближешь!
Пересечень стоял у плиты, наряженный в фартук с рюшами и нежно-розовое платье в стиле ретро. В его курчавой шевелюре завёлся пышный бант. В одной руке сущность держала сковороду, в другой — кухонную лопатку, в третьей — стопку салфеток, в четвертой… Четвертая лапа рылась в буфете над вытяжкой.
Я испустила горестный вздох.
— Перебьюсь. В академии поела, — бросила в ответ и метнулась на улицу, к лестнице, ведущей на второй этаж, в моё персональное логово.
Лестница ползла вдоль стен, выкрашенных в жёлтый и оранжевый. Я ползла по лестнице, хватаясь за перила, и перед глазами у меня двоилось.
Каково это — привязаться к тому, кого, по сути, не существует? Зачем я, дура ненормальная, привязалась? Вопросам было тесно в моей голове, хотелось их вытрясти и измельчить в каком-нибудь миксере.
Но вместо того чтобы заняться экстренным уничтожением мыслей, я просто распахнула дверь и рухнула на кровать лицом вниз. Кровать занимала львиную долю пространства. В какой бы точке комнаты тебя ни настигло влияние гравитации, непременно упадёшь носом в одеяло.
Я лежала. Меня мутило. Внутренности скручивались в узлы, к горлу подкатывала тошнота, а потом лопатки вдруг пронзила боль, и в зеркале перед собой я увидела…
Крылья.
Дымчатые, полупрозрачные, огромные, они росли непосредственно у меня из спины. Я кое-как, через боль, извернулась, но пощупать их не удалось.
И что это такое, позвольте спросить? Побочный эффект от поцелуя, который не имел права состояться? Признак переутомления? А может, Нойта Сарс с ума сошла и теперь видит всякое?
От растерянности и жалости к себе я разрыдалась, как последняя неудачница. Крылья немного помедлили в надежде, что их примут. Но принятия не последовало, и они испарились.
Со спины ушло напряжение, и я, выгнув шею, снова настороженно посмотрела в зеркало. Точно, никаких крыльев. Неужто всё-таки примерещились? Или это мой организм после тесного взаимодействия с ижи-существами шалить вздумал?
Так или иначе, мне срочно требовался сеанс психологической разгрузки.
И плевать, что сумерки на дворе. Мы (то есть безбашенная я и мой видавший виды рюкзак) отправляемся в леса! Вышка ждёт, малиновый закат вот-вот догорит без свидетелей (непорядок). ВерхушкиХвоистых Химертянутся к небесам, на ветру трепещут. Эти вечнозелёные деревья славятся тем, что изгоняют далеко за пределы своего ареала гигантских насекомых и ядовитые растения, одуряюще пахнут живицей, а также самым положительным образом влияют на разжиженные от поцелуев мозги, не говоря уже об общем оздоровительном эффекте.
Я собрала волю в кулак, с превеликим трудом отодрала себя от постели — и решительно сверзилась с покрывал, чтобы возлечь по направлению к двери.
На большее сил не хватило.
Глаза слипались.
Тягучая дрёма наваливалась неотвратимо и беспощадно.
Огорчению моему не было предела.
Как же Нойта — и без леса?! Где она душевное равновесие восстанавливать будет, а?
На грани яви и сна я поклялась себе, что утром упущенное наверстаю.
* * *
Утро ознаменовалось землетрясением.
Тряслась кровать и москитные сетки на окнах. Дрожали маяки в рамках, маяки на полках и маяки под потолком. Картины, статуэтки, брелоки — все безнадёжно полосатые и с фонарём.
Как вы уже поняли, я фанатка маяков, пережитков прошлого, которые люди любили воздвигать на участках суши в непосредственной близости от ревущих морей, чтоб суда во мгле и тьме на рифы не напоролись.
Сейчас эти меры излишни, поскольку любое судно в наше время оснащено сверхчувствительными системами безопасности.
Нет, всё-таки дрянной из меня рассказчик. Опять свернула не в то русло. Собственно, о чём мы? Утро моё началось с весёленькой турбулентности.
Прорвавшись сквозь москитную сетку и одержав победу над занавесками, в оконном проёме возникла Птица-Весень. Она на огромной скорости махала крыльями и, зависнув в воздухе ярким жёлто-бирюзовым пятном, взволнованно вещала:
— Почта пришла, почта пришла! Почта нас всех убьёт!
Касательно последнего пункта Птица-Весень явно преувеличивала.
Я обнаружила себя на полу в той же позе, в какой заночевала. Вскочила и — благо, силы вернулись — рванула наружу, бегом-бегом по шатающейся лесенке. Куда? Да к ящику почтовому. Он у нас аккурат у парадной двери на гвозде болтается.
Ящик следовало опустошить прежде, чем дом сложится сам в себя.
Глава 3. Время в подарок
Открыть почтовый ящик имела право только я. На остальных он шипел, остальных он кусал острыми зубищами и бил током. Он был покрыт густой лохматой шерстью неопределенного окраса (что-то между фиолетовым и коричневым), по-кошачьи урчал под прямыми солнечными лучами и с большой охотой принимал любые отправления, которые забрасывали ему в пасть юркие лесные духиНеге-Ки.
Если приходила посылка с пометкой «срочно», ящик начинал дрожать и приводил в движение весь дом. Как правило, случалось это по утрам.
Инычужи ненавидели «почтовую» побудку.
