— Садитесь, гражданин Саломатин! То есть присаживайтесь, сесть ещё успеете! — хозяин гаража вздрогнул. Это хорошо, может, ещё выгорит. Пока не остыло, надо брать быка за рога. — Вы так и не ответили на мой вопрос: согласны ли Вы, что сержант проявил завидную сознательность?
Перепуганный Алексей Викторович безропотно кивнул.
— Тогда Вы должны согласиться, что подобного рода поступки следует в должной мере оценивать и поощрять?
Тот снова кивнул. Он всё ещё не понимал, чего же от него хотят и, похоже, мучительно соображал, во сколько же ему выльется подобное поощрение.
— Значит Вы, как сознательный гражданин, со своей стороны должны посодействовать нашему сержанту в деле получения заслуженной награды. Согласны?
— А, э, ы, — Алексей Викторович облизнул пересохшие губы. — Простите, а сколько… — тут он сообразил, что позволил себе лишнее. — Простите, а в чём, собственно, должна выражаться моя сознательность?
Тут уже я понял, что, несмотря на свою медвежеподобную внешность, передо мной истинный интеллигент. Значит, проблем с чистописанием у нас не будет.
— Я думаю, Вы не откажетесь написать на имя нашего командования заявление с просьбой о поощрении столь достойного товарища. — Здесь я маленько переиграл, но, видимо, Димарик провел с гражданином достаточную предварительную беседу, чтобы тот не заметил недостатков в моём актёрском образовании.
— У Вас есть лист бумаги? — ага, значит, ручка у него имеется. Просто великолепно! А стандартная бумага у нас есть, как же сейчас без бумажки.
— Держите, — я широким жестом протянул ему сразу два белых листа, нам не жалко.
— Пишите, командиру в/ч… от такого-то такого, проживающего…
— Знаю, — отмахнулся тот. Черт, кажется, тип начал приходить в себя. Плохо. Хотя согласился писать, значит напишет. А он уже строчил текст заявления. Я заглянул ему через плечо и успокоился. Он писал всё правильно. Фамилию Димарика я на всякий случай ему говорить не стал, для оправдательного документа хватит и товарища сержанта…
— Готово, — поставив размашистую подпись, потерпевший протянул мне листок бумаги. Я прочитал и едва не окосел. Если верить написанному, Димарика нужно было представлять, как минимум, к ордену. Он не только спас гараж и стоящий в нём автомобиль от похитителей, но и вырвал сидящего передо мной гражданина из рук бандитской шайки, намеревавшейся устроить над ним расправу. Я оторвался от чтения и поднял глаза на по-прежнему сидевшего за столом Андрея Викторовича. Его заплывающее опухолью лицо было серьёзным, а в глазах светилась улыбка. Он уже давно всё понял, но по доброте душевной поддержал предложенную мной игру.
— Я могу идти? — скромно поинтересовался наш невинно пострадавший, поднимаясь со своего места.
— Да, пожалуйста, — я мгновение помедлил и добавил, — спасибо.
Саломатин хмыкнул и протянул мне руку. Его пожатие было мягким и каким-то добрым. Так что прощались мы оба довольные окончанием вечера. Я — тем, что у меня в руках было заявление, собственноручно написанное пострадавшим, подтверждающее, как минимум, невиновность моего Маркитанова. А Саломатин… Чёрт его знает, почему был доволен Алексей Викторович. Может быть, благополучным окончанием свалившегося на него приключения? Не знаю, но одно было ясно точно: в милицию он не побежит. Я аккуратно сложил листок и, сунув его в карман бушлата, вышел из канцелярии на свежий воздух улицы.
— Командир, ты его отпустил! — выскочив из-за угла, обиженно пробурчал сержант. Я посмотрел в его сторону, мысленно выругался и, сделав над собой героическое усилие, почти спокойно выдохнул:
— Димарик, иди ты… баиньки, — и сам, развернувшись, направился к входу, ведущему в офицерский кубрик.
До утра я так и не уснул…
Отстреляли мы неплохо, хорошо отстреляли. В смысле засаду. Я уже оружие на разряженность по второму кругу проверил (перед марш-броском, а то чем чёрт не шутит), как с вышки прибежал боец.
— Товарищ старший лейтенант, Вас комбат вызывает! — бросил и обратно вприпрыжку помчался. Я ему даже ответить ничего не успел. Интересно, зачем я комбату потребовался? Всё равно сейчас общее построение будет, на предмет очередной проверки на разряженность, наличия личного состава и имущества, ну и конечно для доброго напутственного слова типа: «в ситоко-ситоко минут не уложитесь, еще раз побежите». В общем, как всегда, с душой, по-доброму, по-отечески. Так что мог бы всё это и на построении сказать. Ничего не попишешь, придется на вышку топать.
— Товарищ подполковник, старший лейтенант Кузнецов по вашему приказанию прибыл!
— Кузнецов, у тебя в группе сколько пулемётов?
— Три, товарищ полковник. — Это он к чему?
— Дуй на пункт боепитания, получишь оставшиеся боеприпасы. Две ленты по сто патронов оставишь мне и майору Борисову, остальные пусть твои бойцы добивают.
— Понял. Разрешите идти? — а я-то думал уже всё, пробежимся и спатеньки, ан нет, ещё патроны не все расстреляли.
— Маркитанов, пулемётчиков к пункту боепитания! — я прямо с вышки крикнул. Пока спускаться буду, они уже за боеприпасами побегут.
— С оружием? — это Димарик. Что б тебя…
— Я что, разве давал команду передавать оружие?
— Да мало ли, — буркнул мой «исполнительнейший» сержант. — Родионов, Щукин, за мной бегом марш!
Ну, бегом я их, предположим, бежать не заставлял, набегаются еще сегодня. Но раз побежали, пускай бегут, от ста лишних метров бега не умрут, я думаю.
Патронов много оказалось, я даже пожалел, что еще пару человек на заряжание не взял. С другой стороны, пусть пулемётчики тренируются. Да и заряжали ленты, собственно, не долго. Когда комбат вниз спустился, мы уже на рубеж открытия огня вышли.
— У кого пулемёт лучше всех пристрелян? — спросил комбат, а я стою, помалкиваю. Жду, когда кто-нибудь сам вызовется. Они всё неплохо бьют, а лучше всех пулемёт у Щукина, но тот хитрый, ни за что не признается, кому надо лишний нагар оттирать?
— У меня вроде ничего бьёт, — странно, что первым не Димарик вызвался, а Родионов Женька.
— Раз ничего, то давай сюда. Хотя нет, Маркитанов, давай я твой возьму! — Димарик только вздохнул. Подполковник Шипунов легко принял тяжелое оружие, откинув сошки, быстро, но аккуратно поставил-бросил его на землю. В считанные доли секунды заправил ленту и передёрнув затвор, возвратил его на место.
— Подполковник Шипунов к бою готов, — сам для себя доложил он и плавно нажал курок. Длинная очередь рубанула по тройке грудных фигур, опрокинув их на землю. Ствол тут же поехал в сторону и положил едущие бегунки. Самой дальней ростовой фигуре хватило пары патронов, и вновь прицел сместился в сторону поднявшихся грудных. Комбат срезал их очередью и махнул рукой, требуя от оператора поднятия всех мишеней одновременно… Наконец, пулемёт выплюнул последнюю гильзу и смолк.
