чтение навсегда осталось необходимым, ежедневным уроком Евгения. С книгами не расставался. В сутках, активную часть которых он растягивал до двух-трех часов ночи, неизменно находилось время для книг. «Вчера читал басни Крылова. Некоторые впервые и сделал вывод: Крылов – классик русской литературы. Правда, слог у него иногда темный, отдает ломоносовщиной и тредиаковщиной».
Из дневников:
«А я-то не читал «Воспоминания Генри Адамса», которые, оказывается, были своего рода библией для миллионов американцев. Но если рассуждать холодно и прагматично: ну, не читал. Так что же из этого?»
Лежа дома с температурой 37, 8, записал в дневнике: «Набрал с полки книг: Сенека, Ницше, Юрий Давыдов (автор исторических произведений. – Е. З.), А. Куприн и сборничек стихов эквадорского поэта Хорхе Каррера Андраде «Инвентарь мира».
Не правда ли, с таким багажом можно было без боязни идти к вершинам журналистики. И Евгений Захаров начал свой путь.
***
С первых шагов он был ярким. Уже на редакционных летучках многотиражки звучали искренние похвалы коллег. Читатели-рабочие выражали благодарности и по телефону, и письменно. Ведь в те годы обратная связь была не иллюзорной. Отклики действительно приходили в газеты, в том числе заводские, в больших количествах. Женя не скрывал, что ему греют душу похвалы. Но не почивал на лаврах.
Из дневников:
«Отдал Мирошенкову почитать свои «вотчерки». Мне интересно его мнение… Забрал вырезки – статьи заметки, очерки, которые я давал ему «на рецензию». Одни похвалы, замечаний не было. Не обольщаюсь: вижу больше него».
«В последнее время пишу о том, что приносит мне удовлетворение. Я ловлю себя на том, что мне по душе становятся конфликты. В них определяется позиция сторон. Бесконфликтность – это не благополучие, это равнодушие и всепрощение».
«Попал на репетицию народного театра Дворца культуры. Кулисы открыли мне детство. Я даже вспомнил запах театра. Самодеятельные артисты «прогоняли» «Годы странствий» Алексея Арбузова. Не очень умело, но лучше все же, чем я ожидал. Захотелось написать с душой о театре и режиссере в свою страницу «Собеседник». А во-вторых, сделать пьесу из прозы Виталия Коротича. Публицистично, с задором, вызовом – по-современному».
«В газетных материалах, как и в жизни, труднее всего дается мужественная и честная простота».
Он не стремился в «большие» газеты, хотя иногда отсылал материалы в «Литературную газету», в «Комсомольскую правду». В годы перестройки стал автором «Центральной России». Штатно же работал в «Брянской газете».
Она-то и стала главной пристанью творчества. Перестроечные годы перевернули представление о традиционных канонах советской журналистики. В 1993 году Женя писал:
Из дневников:
«За последний год изменился тон газетных публикаций: прибавилось злости, нервозности, истеричности. Меньше рассудочности, объективности. Групповые, партийные, идеологические интересы вместо поиска истины».
На страницах газет, в том числе «БГ», появились броские заголовки, неожиданные рубрики, авторские страницы, интервью с не всегда доступными прежде функционерами – сотрудниками КГБ, секретарями райкомов-горкомов, работниками пенитенциарной системы.
У Евгения была в «БГ» авторская страница. До конца жизни оставался единственным и бессменным обозревателем рубрики «Семь дней одного года». Чувствовал он себя комфортно и в роли рядового корреспондента. Но в какой-то момент его назначили редактором отдела.
Из дневников:
«Писать и редактировать – слишком разные вещи, поэтому требуется время, чтобы войти в новую работу. И будет ли она интересной – только это и заботит».
Женя любил работать дома. При строгой дисциплине в «БГ» Захарову, если руководство видело, с каким трудом из-за больного сердца и обезноживающего полиартрита идет он в редакцию, поднимается на этаж к наборщикам или в корректорскую, позволялось перейти на домашний режим.
Из дневников:
«Работал дома, что всегда удивляет В.П., который привык к заводской пропускной системе и труду по гудку. Вероятно, я кажусь ему лодырем и прогульщиком. Мне остается утешать себя словами Хемингуэя. Он говорил: «Этика работы журналиста предполагает, что никто не должен видеть его за работой».
Отчасти и по этой причине, но главным образом потому, что для творчества требовалось уединение, тишина, возможность найти в гималаях домашней библиотеки нужную книгу, Женя работал в ночные часы.
***
Член Союза журналистов Евгений Леонидович Захаров стал и был популярен как Леонид Евгаров. Псевдоним родился прежде всего потому, что Женя хотел поначалу дистанцироваться от «Семи дней одного года». И мы стали искать литературную маску. Из первого слога имени и последнего фамилии получился Евгаров.
Нельзя было и предположить, что этот псевдоним обретёт лицо, станет как бы реальным человеком, обеспечит автору невероятную популярность. По воспоминаниям коллег, в «БГ» приходили посмотреть на Евгарова. Проработавший несколько месяцев в редакции Р., представляясь в организациях Евгаровым, занимал деньги. Звонившие в «БГ» недоверчиво спрашивали: «Это вы Евгаров?» Женя рассказывал, что в один из таких моментов маститый журналист Александр Брон констатировал: «Это слава!».
Слава славой, но в «Семи днях…» было то, что делало рубрику бесспорным фаворитом публикаций: стиль, изысканность, ирония. Знакомые людям факты подавались в таком «соусе», что не хотелось отрываться от газетного «блюда».
Каждую неделю необходимо было отобрать значимые факты, найти принцип их обобщения, подачи, не сбиться с избранного стиля, сохранить объективность, сделать броский заголовок. Л. Евгарову все это удавалось, и читатели не зря ждали обзоров и наслаждались трактовкой в общем-то уже знакомых по новостям сообщений.
Цитирование может показаться чересчур объемным, но хочется на реальных примерах показать уникальность штучного журналистского творчества. Вот фрагменты из разных материалов рубрики.
«Хоть не видеть мне наград, но я сделаю доклад. Ну а ежели что ляпну – спишем все на мой азарт. У меня полно вестей от изданий всех мастей. Льются новости потоком из краев и областей.
Загляну и за бугор. Как там, скажем, Альбер Гор, уж не хлещет ли от горя виски, бренди и кагор? Он ведь Бушу проиграл и работу потерял. А без должности политик как без войска генерал. От моральных тяжких ран многих тянет в ресторан. Только Гор не из таковских – он составил верный план. Дал зарок: «Не буду пить и баклуши дома бить, а возьмусь-ка я студентов журналистике учить. Что касается ума, равных мне почти нема. И статьи писал когда-то побойчее, чем Дюма».
«Мы с вами расстались две недели назад, в тот интригующий момент, когда человечество в нетерпении маялось перед дверью, на которой красовалась табличка с магическим числом – 2000».
«Не портной, а всю жизнь с иголками ходит. Долгое время считалось, что это ёж. Однако новейшие исследования позволили найти правильный ответ на эту загадку. Оказывается, речь идет о наркомане. Данный пример показывает, сколь своевременно звучат в наши дни лучшие образцы народного творчества, будь
