оконного проема: купца Копорова недолюбливали». Занимательность сюжета должна быть органической частью сюжета».
Однако до «калькирования» Гиляровского дело не дошло. Увлекла история улиц Брянска. Женя «прошёл» не по Абрикосовой и Виноградной, как в песне, а по Елецкой, по брянской Красной площади, по Бухгалтерской дорожке, которую после революции назвали улицей III Интернационала.
Экскурсия получилась столь увлекательной, что даже в некрологе коллеги отметили: «Никогда больше не пройдем с Евгением Леонидовичем по улицам нашего города. «Это лучшее, что я читал об истории Брянска за всю свою жизнь», – сообщил взволнованный читатель по телефону после выхода материала «Бухгалтерская дорожка». Он просто мало читал текстов Захарова».
Евгению было по сердцу ловить ветер истории. Он добывал в прошлом события и имена, чтобы лучше понимать настоящее, сопрягать минувшее и будущее. Он не стал историком в полном значении слова, но он был журналистом. А по тонкому наблюдению одного австрийского писателя, «историк – это нередко журналист, обращенный вспять».
***
О рыбалке собрано и написано Женей больше всего. Цитаты из произведений К. Паустовского, Э. Хемингуэя, Е. Носова, Ю. Нагибина, В. Солоухина. Десятки описаний поиска пригодных для ужения рыбы заповедных мест Брянщины.
Две книжки, составленных исключительно из впечатлений страстного поклонника любительского рыболовного промысла. Множество фотографий, запечатлевших либо «гигантские» уловы из трех-четырех голов рыбьей мелочи, либо пейзажи окрестностей и «сижей», как называют рыболовы места, где, забросив удочки, ждут фанаты речной охоты заветных поклёвок.
Он вёл дневник рыболова, сформировавшийся в два рукописных тома. В первом – вырезанные из каких-то журналов советы. Например, как угодить карпу. Выписки про окуня, судака, ерша из книги Л. Сабанеева «Жизь и ловля пресноводных рыб». Памятка о том, как правильно оснастить удочку. Подсказки, где удобней держать живцов, какую приманку предпочтительнее использовать при вялом клёве. Но основное содержание – подробные описания каждого выхода на рыбалку. Часто с собственными рисунками – «портретами» рыб, правда, не пойманных, а просто желанных. Щуки, например.
Второй том – это скрупулезная фиксация процесса каждой рыбалки – от времени пробуждения, способа и средств передвижения до желанного водоёма до упоминания диаметра лески и подробных диалогов с такими же энтузиастами, как сам Женя.
И все же это были записи не только для памяти. Уже ходили по рукам «Рассказы, пойманные на рыболовный крючок», и «издатель» Александр Кармазин сделал обложку для второй книжечки. Он же придумал название «По пути из Брянска в Орел. Записки пешехода-любителя», а автором обозначил обретшего к тому времени популярность Л. Евгарова.
Евгений отнесся к затее с интересом, но собирался работать серьёзнее и написал на исходе 1999 года:
«Материала на вторую книжку пока не хватает. Надо объединить события двух лет. Избежать прежнего принципа: поездки по рыболовным местам. Сделать рассказы более сюжетными, добавить жизненных коллизий, размышлений, отступлений от основной темы. Не отчёт о путешествии, а литературная работа. Диапазон чувств автора должен быть шире: от иронии до лирики. Побывать в Теплом, Юрово, Козёлкине, Чернеце, на Полпинском озере, а главное, в Чичково и, может быть, в Кольцовке. Один раз порыбачить с ночёвкой.
Фотографии в книге не уродовать.
Не увеличить ли формат книги? Шрифт явно нужен более крупный.
Сделать книгу глубже, драматичнее. Автор должен нравиться».
В какой-то степени этот принцип Женя попытался воплотить в очередной рукописи «Шампанское и семечки». Предисловие начал так:
«Призыв Гаврилыча (Александра Гавриловича Кармазина. – Е. З.): «Пиши!», вероятно, не возымел бы действия: недосуг было, заедала редакционная текучка. Но, по совпадению, госпожа Журналистика отошла ненадолго в сторону, когда явилась не менее властная дама – Медицина. Я заболел и почувствовал себя настолько же свободным, насколько никчёмным.
Врачиха, женщина ласкового возраста, измерив у меня артериальное давление, округлила глаза и побледнела. Она явно нуждалась в помощи своих коллег. Желая её подбодрить, я пошутил:
– Доктор, мне нужно знать правду, какой бы страшной они ни была. Скажите откровенно: я буду жить?
И, пользуясь замешательством терапевта, сам же ответил:
– А смысл?
Врач окончательно впала в транс. Стало ясно, что моё присутствие действует на неё чересчур сильно. Я направился к двери, и тогда докторша вскочила со стула и участливо, с неизъяснимой теплотой в голосе произнесла:
– Ну зачем же думать о худшем? Не так уж всё и страшно. Я видела результаты анализов. У вас желчь хорошая. Честное слово, отличная желчь.
Осчастливленный этой новостью, я взялся выполнять наказ Кармазина. Каждый день писал по одному рассказу. Хворал 14 дней, поэтому и книга состояла из 14 глав. Насколько мне известно, это первый случай, когда объём сочинения зависел от продолжительности болезни автора».
В «Шампанском и семечках» есть и лирика, и лукавство, и сарказм. Увлекают и по-своему очаровывают даже названия глав: «Джавдет и серебряные караси», «Мужчина на свободе», «Свидетель для неудачника», «Горящие шишки», «Мертвецы в отпуске». Женя наверняка хотел увидеть и это «собранье пестрых глав» не только как распечатанные на принтере страницы, но и в обложке. Не довелось. Как и не довелось подержать в руках не самиздатовский, а вполне солидный том «Хрестоматии Б-ска», появившейся в 2007 году, когда автора трех опубликованных в ней очерков уже не было на свете…
***
Не в ставшей анекдотом коробке из-под ксерокса, однако тоже во вполне солидной по объему картонке хранятся сотни слайдов и негативов. Цветных и черно-белых. Традиционных и экспериментальных. Это фотоархив Е. Захарова.
В первые годы эксплуатации камеры Женя пробовал применять разные спецэффекты: съемки против света, контурное освещение, зернистость. Из наших разговоров не уходило слово псевдосоляризация. При этой технике печати изображение, записанное на негативе, полностью или частично меняет тон. Темные области кажутся светлыми и наоборот. Снимки представлялись необыкновенно интригующими. Но долго работать в этой технике Женя не стал. Верх взяла естественность.
Был период доминирования портретов. Фото получили родные, близкие, почти все коллеги и даже… цыганские дети. Женя встретил троицу ребятишек по дороге на одну из рыбалок. Мальчишки и девочка, увидев камеру, попросили сфотографировать их, а Женя пообещал снимки. И специально отправился в повторный вояж, отыскал юных чавел и порадовал, а скорее, удивил их неожиданным подарком.
Запечатлевались улицы Брянска, праздничные посиделки, выезды с друзьями на пикники. Много снимков привёз из поездок в Ленинград, в ГДР и Польшу. А потом наступил черёд природы.
Волшебные уголки родного края, млеющие под солнцем поляны и рощицы, дышащие сыростью водоемы, задержавшиеся на деревьях птицы остались на цветных фотографиях.
