дверь, и я слышу знакомые голоса дам, живущих на нашей улице. Куча «привет», «хо-хо-хо» и «как дела», шуршание снимаемых курток.
Мама проводит встречу с книжным клубом Мэйпл-Лейн.
Я совсем забыла об этой традиции и на цыпочках закрываю дверь спальни.
Но голос снизу останавливает меня.
— Ты можешь поверить, что он до сих пор не включил гирлянды?
— Нет, — говорит другой голос. — Эвелин разговаривала с ним всего два дня назад. Он сказал «нет». Не привел абсолютно никаких причин для этого. Можешь в это поверить?
— Ну, — говорит мама. — Ему может показаться, что это займет слишком много времени.
— Слишком много времени? С его деньгами мог бы попросить кого-нибудь. Это разрушает улицу, когда один дом остается без рождественских огней. Джейн, ты не хуже меня знаешь, что все эти люди приедут в Фэрхилл на рождественскую ярмарку, и многие из них проедут мимо, просто чтобы посмотреть на наши украшения. Мэйпл-Лейн знаменита!
— Я знаю, Марта, — говорит мама. У нее терпеливый голос.
— Его отказ повесить несколько простых лампочек погубит нас всех!
Я усмехаюсь. Марта говорит так, словно мы в шаге от апокалипсиса, но это обычный «режим». Она была на грани апоплексического удара, когда мусорщик приболел на неделю.
— Ты не можешь поговорить с ним, Джейн? — произносит мягкий голос. — Хорошо его знаешь, не так ли? Твой мальчик всегда проводил время с Данбарами, пока они не уехали.
Мама вздыхает.
— Это было давно. Я могу спросить, но если он уже сказал «нет» Эвелин… Нет, есть идея. Моя дочь тоже выросла с ним. Раньше они были друзьями. Холли! Холли, ты там, наверху?
Я хватаюсь за дверной косяк. Пожалуйста, не надо.
Лестница скрипит, когда она ставит на нее ногу.
— Холли! У тебя онлайн-встреча?
— Нет! Я иду!
Спустя пятнадцать минут и три ободряющих похлопывания по спине я натягиваю зимние ботинки. Чувствую себя совершенно неквалифицированной, чтобы убедить владельца бизнеса-миллиардера, пожалуйста, купить рождественские гирлянды для его же дома.
Я смотрю в зеркало в прихожей. По крайней мере, волосы сегодня не собраны в пучок. Светлые пряди ложатся ровно вокруг лица, и они недавно вымыты, потому что я ответственный взрослый человек. Слой туши помогает, но не может полностью скрыть усталые глаза.
Я открываю дверь и бреду по утоптанному снегу. Дом Адама выглядит таким же спокойным и пустым, как всегда. Занавески есть только на нижнем этаже и на одном из окон второго этажа.
— Это всего лишь сосед, — бормочу себе под нос.
Я стучу в его дверь без венка.
Ответа нет. Я оглядываюсь через плечо и сразу же жалею об этом. Шесть любопытных дам столпились у окна гостиной, наблюдая за мной.
Аудитория.
Потрясающе.
Я стучу снова и покачиваюсь на каблуках. Подожду еще три секунды, а потом смогу пойти домой и сказать, что по крайней пыталась.
— Кто там? — зовет низкий голос.
— Холли!
Адам открывает дверь. Пот блестит на широкой груди и стекает по плоскому животу. На груди у него пучок темных волос, а ниже пупка одной линией исчезают в шортах.
Пресс, — я думаю. — У него есть пресс.
— Холли, — говорит он. Я поднимаю глаза. Темные волосы прилипают к лбу, и он вытирает их полотенцем.
В ушах Адама наушники.
— Прости, — говорю я. — Не хотела прерывать то, чем ты занимаешься.
Он поднимает один палец.
— Дункан, у меня тут кое-что произошло. Перезвоню через две минуты.
Я отступаю, качая головой.
— Не надо, — я открываю рот.
Но он вытаскивает наушники.
— Уже сделано. Извини.
— Нет, это я должна извиниться. Ты… работаешь?
Он проводит полотенцем по шее. Мышцы на его плечах перекатываются.
— Собрание с командой.
— Оу, — я снова опускаю глаза. Он проводит собрания так?
— В это же время я делал упражнение на велосипеде. С таким же успехом мог бы попотеть, если придется терпеть собрания.
— Ну, верно. Хм, это умно. Экономит время.
— Ага. Не ожидал тебя увидеть.
— Нет, прости, что без предупреждения, — говорю я. — Боже, я, кажется, извинилась уже четыре раза. Тот, кто все время говорит, что ему жаль, намного хуже того, кто никогда не извиняется.
Его улыбка — белая полоска на фоне темной бороды и раскрасневшейся кожи.
— Можешь сказать это еще раз, а потом никогда не говорить.
— Ладно. Прости, что так много извиняюсь.
— Ну вот и все, — говорит он. — Ты хорошо выглядишь, Холли. На этот раз без Уинстона?
— Оставила его дома. Не была уверена, что он переживет переход через улицу.
— Хороший ход. Там много льда.
Я киваю и пытаюсь не обращать внимания на голую широкую грудь.
— Тебе не холодно? Извини, я буду краткой.
Адам делает шаг назад.
— Входи и я притворюсь, что не слышал, как ты снова извинилась.
— Черт. Спасибо, — я захожу в коридор, и он закрывает дверь. Я сжимаю руки в перчатках и осматриваюсь. Вдоль дальней стены стоят коробки. Нет ни ковров, ни занавесок. Вообще ничего, кроме огромного телевизора и двухместного дивана.
— Все еще устраиваешься?
Он фыркает.
— Нет. Не уверен, собираюсь ли вообще обустраивать тут что-то.
— О. Что ж, самое необходимое ты сделал. Телевизор, диван, велотренажер где-нибудь. Чего еще может хотеть парень?
— Тоже так думаю, даже если мне говорили, что выглядит печально. Мой ассистент критикует это каждый раз, когда у нас видео-собрание.
Я качаю головой.
— Тебе следует использовать один из этих зеленых экранных фонов.
— Это избавило бы от многих неприятностей, — он переворачивает наушники в руке, не сводя с меня глаз. Адам Данбар никогда не смотрел на меня так, когда я была ребенком — как на человека, с которым стоит поговорить. Не заканчивал собрания ради меня.
— Итак? — спрашивает он. — Ты сказала, что пришла сюда за чем-то? Если нужно одолжить муку или сахар, извини, что разочарую, но у меня нет ни того, ни другого.
Я издаю нервный смешок.
— Нет, спасибо. Все это у меня есть. Нет, это на самом деле… Боже, это довольно глупо. Но меня послали сюда с заданием.
— Заданием?
— Ага… Теперь, когда я разговариваю с тобой, не хочу этого говорить.
Он прислоняется к стене и скрещивает руки на груди. Это совсем не отвлекает.
— Звучит интересно, — говорит он. — Скажи мне.
Я закрываю глаза.
— Мама сегодня устраивает книжный клуб Мэйпл-Лейн.
— Хорошо. Не это я ожидал услышать.
— Они говорят о рождественских гирляндах.
Он стонет. Звук — глубокий мужской рокот, и я счастлива, что мои глаза закрыты. Нет необходимости видеть пресс, когда он так говорит.
— И ты туда же, Холли.
— Прости, — говорю я, а затем сразу же качаю головой. — Черт возьми, теперь я сказала это
