я точно не похожа.
Окна конторы господина Анри Равьена выходили на новенький, сверкающий чистотой и белоснежными стенами, квартал. Выстроили его, как рассказал Терк, всего-то лет пять назад. Я помнила это место как грязную площадь с непросыхающей лужей и покосившимися домами из потемневшего от времени дерева. Теперь же, с приходом нового бургомистра, Леайт потихоньку обновлялся. Во всяком случае, его центр. Новому начальству пришлось не по вкусу, что портовый городок похож на скопище деревенских сараев.
Мимо дома Равьена я пройти не могла. Во-первых, помнила. Во-вторых, сразу увидела вывеску. Новенькая, яркая, она приглашала всех желающих войти и воспользоваться услугами нотариуса, заплатив положенную цену. Контора занимала первый этаж, а на втором жил сам господин Анри с семейством. Пару раз в детстве дядюшка брал с собой, когда приходил справлять какие-то дела. Правда, всегда оставлял снаружи кабинета, велел помалкивать и ничего не трогать. Я усаживалась на скамью и терпеливо ждала, разглядывая портреты известных людей. Чем известных и за какие такие заслуги Равьен надумал повесить их изображения, было непонятно. Господа казались скучными, старыми и, что уж скрывать, совершенно некрасивыми.
Не спеша приближаясь к конторе, я остановилась на противоположной стороне улицы, поправила плащ на плечах, сдвинула капюшон, открывая лицо. И с чего только решила будто отправляясь на юг, не стоит брать теплых вещей? Полдень давно миновал, и солнце склонялось к горизонту. Весенние ветры приносили с моря прохладу и соленый, ни с чем не сравнимый запах. Казалось, только с ним и можно дышать полной грудью. Как я могла позабыть это ощущение? В столице, страдающей от дыма и вони, иной раз не продохнуть.
Над крышей дома Равьена виднелся шпиль городской ратуши. Подсвеченный солнечными лучами, он выглядел неказисто, хоть и был новым. Лейату сложновато удивить меня.
Желая отмахнуться от навязчивых детских воспоминаний, я поспешила в контору. Но там они нахлынули с новой силой. Приемная, где сидели трое просителей, дожидаясь очереди, ничуть не изменилась. После улицы она показалась душной. Явственно ощущался чад от свечей, пахло новой бумагой и пылью. К негромкой беседе добавлялся скрип пера. Долговязый секретарь с важным видом выводил что-то на бумаге.
— Добрый вечер. Мне нужно увидеть господина Равьена.
— Которого из них?
Секретарь оторвался от бумаг и осмотрел меня. Внимательно так, свысока.
— Господина Анри Равьена.
Из рассказов все того же Терка я знала, что старший сын нотариуса уже завершил учебу и занялся семейным делом наравне с отцом. Только вот покойная тетка, да примут ее боги раз и навсегда, не слишком-то жаловала молодежь. После смерти дядюшки она никому особенно не доверяла, считая большинство людей лгунами и прохвостами, стремящимися завладеть вдовьим наследством. В первую очередь, о нем конечно же мечтала я, а после большая часть жителей Леайта.
— Сожалею, но на сегодня и завтра у господина Равьена весь прием расписан, — сообщил секретарь.
— Вот как? А если моя просьба не ждет?
— Сожалею, но ничего не могу поделать.
Я обернулась.
— Стало быть, все эти господа ожидают приема у старшего господина Равьена?
Секретарь кивнул.
— В таком случае, я подожду очереди.
Договорив, собралась отойти и присесть на скамью. Секретарь тут же взвился.
— Но вы не успеете. Господин Равьен принимает только до положенного часа. После вам останется лишь уйти ни с чем.
— Я все-таки подожду.
— Это не имеет смысла, госпожа…
— Ирмас, — подсказала я. — Меня зовут Сорель Ирмас, и я здесь по крайне важному и срочному делу.
Не сдержавшись, немного повысила голос и сразу заметила, как в приемной повисла тишина. Трое просителей разом умолкли, едва прозвучало имя, и уставились будто вместо одной головы на моей шее выросло целых три, а то и четыре. Секретарь окончательно позабыл о документе, выронил перо, поставив на лист кляксу и поднялся с места.
— Прошу прощения? — проговорила я, совершенно не понимая, что происходит.
Господа-просители, двое из которых годились мне в отцы, по-прежнему таращились во все глаза. Третий, помоложе, как-то приосанился и негромко кашлянул.
— Я сообщу о вас господину Равьену, — гораздо мягче произнес секретарь. — Пока присядьте.
От неловкости хотелось сбежать или, на крайний случай, надвинуть капюшон поглубже. Сдаваться я не привыкла, но после того, как собственное имя возымело такое неожиданное действие, стало не по себе.
— Позвольте узнать, госпожа Ирмас, — начал молодой мужчина, когда я присела на скамью. Придвигаться не стал, но развернулся, явно желая начать беседу. — Давно ли вы приехали?
— Сегодня утром, — ответила как можно холоднее.
— Простите мое любопытство, но кончина вашей тетушки была столь скоропостижной. Весь город просто опешил. Примите искренние соболезнования.
— Благодарю.
Всем видом я старалась показать, что никакой беседы и тем более откровенной заводить не собираюсь. Зачем вообще сунулась сюда в такой час? Стоило бы послать Терка или Кайру с запиской и назначить время для визита. Но откуда было знать, что Равьен в Леайте настолько известен, раз принимает по времени? До этого дня я в жизни не вела дел с нотариусами. Разве что в аптекарской лавке, когда те просили какое-то снадобье. Один, к примеру, был постоянным клиентом. Судя по заказам, проблем в его жизни находилось немного — бессонница, молодая жена, требующая укрепления мужских сил, и запоры, повторяющиеся с завидным постоянством.
— Вас ведь не было в Леайте много лет, госпожа Ирмас? — не отставал незнакомец.
— Простите, но с кем имею честь?
Мужчина, кажется, опешил и собрался ответить что-то столь же медоточивым тоном, как его прервало появление господина Равьена. Нотариус вышел из кабинета, провожая клиента, сухонького старичка с жиденькой бородкой.
Я сразу же поднялась, намереваясь подойти и попросить о встрече. Но секретарь опередил. Услышав, кто пожаловал к нему, нотариус сдвинул очки, вежливо кивнул и произнес:
— Госпожа Ирмас, я приму вас. Но придется подождать.
— Как скажете.
Пожилые господа-просители окинули неодобрительными взглядами. До меня донеслись приглушенные слова — что-то о манерах современных девиц. Молодой мужчина(какое счастье!) направился в кабинет к Равьену.
Нет, ну а что вы, собственно, хотели? В приюте озаботились разве что необходимостью учить воспитанников читать и писать. Благо, это я и раньше умела. В школе травничества к образованию подходили всерьез. Ну, а манерам, как полагалось в благородных домах, меня не обучал никто. Да и жизни в большом городе они бы только помешали. Куда эффективнее послать поганца, желающего сорвать с пояса кошелек, в темную сшейдову нору, чем битый час раскланиваться с ним и осыпать комплиментами.
Анри Равьена я молодым не помнила. Он всегда был высоким сухощавым стариком, носившим неизменный темно-серый костюм, очки с круглыми стеклами и аккуратно
