на «утренних» и «вечерних» выставках менял картины согласно своим представлениям о том, какое освещение им подходит. Удивительно, но ночью почти всегда заглядывали хотя бы несколько человек, преимущественно ценители живописи плюс пара-тройка любопытствующих. Библиотека на улицы Бреши многие годы стояла открытой и днём, и ночью по воле основателя Града. Некоторые из жителей легко назначали встречи после полуночи, если то было удобно всем, а любительские театры в принципе предпочитали выступать, а иногда и репетировать в кромешной тьме. В парке Амфитеатр на южной окраине то и дело можно было видеть труппы, облюбовавшие каменную сцену среди травы, где не видно зданий и не доносится ни звука из города.
Стреле нравилось гулять ночами одному, до недавнего времени это казалось безопасным. Он застывал перед отражениями лун в реке Лисьес, доходил до самых полей, где заканчивался Град. Возвращался обычно по Холмовой, освещённой слева белым шаром Малсер и — чуть ниже — голубыми лучами Зортвин. Свечение обеих лун растекалось по широким пластинам пальмовых растений, так хорошо прижившихся у местных садоводов, рождая ирреальное ощущение, будто находишься по меньшей мере в тропическом лесу, если не на другой планете. Ни на что другое он не променяет этот город.
Наконец они подошли к занавешенной скульптуре. Андрей помедлил, прежде чем откинуть в сторону полотно из жёлтой ткани. На лице Георга промелькнуло ошеломление, Картин же разглядывал статую со спокойным интересом, нехорошо озираясь на Андрея. Скульптура изображала танцующую женщину, запечатлённую в повороте. Её обнажённая фигура казалось, стремительно вращается. Волосы разметались, тонкие изгибистые руки тянутся к голове. Глаза широко расставлены, черты лица тонкие, чрезмерно заострённые, было в них что-то… птичье. Взгляд исподлобья внушал необъяснимую тревогу. «Паучиха, — ни с того ни с сего решил Андрей, — хищная, бесформенная паучиха притворяется человеком». Впервые в жизни Стрела поймал себя на ненависти к собственному творению. Ему захотелось увидеть её ползающей по полу на своих длинных конечностях, как насекомое.
— Производит впечатление, — Георг в задумчивости провёл рукой рядом со скульптурой, — это не похоже на твои остальные работы. Чувствуется что-то… что-то не то. Взгляд у неё как стая ворон, летящих прямо тебе в лицо. Чему усмехаешься, Николай? — Георг снова обратился к Андрею — Наш столичный знакомый считает меня фантазёром.
— Как будто это не так, — заметил Картин, — но я о другом. По мне, так это очень похоже на твои предыдущие работы. Посмотрите, — Картин подошёл к двум глиняным статуэткам, стоявшим на полке слева.
У Андрея занялся дух. Конечно, такие вещи случаются, но как он сам мог в упор ничего не замечать! Вовсе не фонтаны натолкнули его на этот шаблон. Поразительно, какими окольными путями воображение нашло форму для проклятой статуи задолго до того, как он получил заказ. Вдоль стены стояли две миниатюрные глиняные статуэтки, которые он слепил как предварительные перед другими, полноразмерными, которые остались в Керавийской академии. Первая — многоугольник с длинными вертикальными гранями, закрученным по продольной оси. Она настолько повторяла композицию женской статуи, будто была для неё заготовкой. Стрела ухмыльнулся при воспоминании об этом периоде своих поисков. С тех пор он изрядно пресытился игрой углов, поверхностей и расстояний и стал экспериментировать с фантастическими образами, о чём свидетельствовала вторая скульптура. Это было изображение причудливого паукообразного существа с узким, пирамидальным навершием на теле. Существо стояло, как бы слегка покосившись, на высоких лапах, завершающихся остриями.
Все трое вновь оглядели скульптуры по очереди: скрученный многоугольник, фантастический паук и девушка, завертевшаяся в танце. Пугающее сходство композиций. «Как будто нечто подыскивает себе форму, выбирает», — подумал Стрела.
Первым прокомментировал это сходство Георг:
— Какими причудливыми путями иногда приходят мысли… Расскажи про этот заказ.
— Рассказывать особенно нечего, — Андрей старательно пытался не сболтнуть чего-нибудь и впрямь важного, — он внезапно появился у меня на пороге. Даже одет был так же, как на фото — шляпа чёрная, пиджак с брюками тоже. Представился Александром Воротовым. Сказал, что хочет заказать скульптуру в натуральную величину. Показал фотографию женщины, просил соблюдать сходство. Одежда, детали, поза — всё оставил на моё усмотрение. Ещё просил, чтобы материал был достаточно прочным, поэтому глина, дерево, известняк, гипс сразу отпадали. Мрамор его устроил, благо в Граде проблем с ним нет.
— Опиши фотографию.
— На ней она только по плечи. Брюнетка, молодая, видно, что одета во что-то белое. Лицо… лицо сами видите. Задний план совсем размытый. Кто она — неизвестно.
— Ещё что-нибудь необычное было? — поинтересовался Картин.
— Да, было. Он не сказал, где будет стоять скульптура. Отказался говорить. Заплатил часть и как в воду канул. Она здесь уже второй месяц. Что он натворил?
— Убиты двое, Нина Печная и Сергей Закраев.
— Закраев… Закраев, он в библиотеке работал?
Шумский кивнул.
— А кто такая Нина, как её? Никогда не слышал…
— Официантка. «Шип». Рыжая.
— А, понял-понял. Не думал, что здесь когда-нибудь будут убивать. Чудовищно и… как-то бредово. Кому они понадобились?
— Именно это мы и хотим выяснить, — вмешался Картин.
— Как их убили?
Картин строго посмотрел на Георга. Шумский откашлялся и заговорил после раздумья:
— К сожалению, я многое не имею права тебе рассказывать. Этот человек причастен к ряду смертей, прямо или косвенно. Будь осторожен, и сообщи, как только твой заказчик объявится.
— Непременно.
Георг пожелал ему удачи. Картин смерил на прощание взглядом, в котором Андрей прочёл недоверие. Следователи откланялись, и мастер остался наедине со скульптурой.
Стрела подошёл ближе, из любопытства прикоснулся к её руке. То же странное, неприятное чувство, но вдруг понял — нет, не совсем то же. Андрей старался не двигаться и не дышать, но тело помимо воли затряслось мелкой дрожью. На этот раз он отчётливо ощутил, как мраморные пальцы подались навстречу.
Глава 2. Муза
Следующие дни скульптор провёл в постоянном напряжении. Рассказать обо всём он счёл совершенно невозможным, всерьёз опасаясь, что даже Георг примет его за безумного. «Ещё Картина за какими-то чертями принесло. Рассказать ему — мигом окажешься в сумасшедшем доме», — так размышлял Стрела. К тому же он обещал Воротову хранить молчание. «Кто же ты на самом деле? Неужели и вправду убийца?».
Тем временем статуя подавала
