собственного существа. Когда-то это состояние было сущей пыткой, но постепенно она научилась собирать мутные точки себя в один центр за считанные секунды. Сегодня всё пошло совершенно иначе, ощущение раздёрганности тревожным образом нарастало, ровно как в первый раз. Прошло мучительно много времени тяжёлой потерянности в пустоте, прежде чем её вернуло в собственное тело, и пол под ногами обрёл физическую твёрдость. «Да, эта смерть по-настоящему сильна». Пока Доротею носило в расщеплённом пространстве, существо успело расправиться со стариком и теперь накрыло рукой детское лицо.
Ведьма сложила ладони на груди Андрея и усилием направила поток собственной силы в его тело, чтобы дать ему побороть смерть. Через ткань одежды проникло ощущение холода от амулета, загоревшегося чистым сине-зелёным свечением. Существо нависло настолько близко, что сделалось невозможным унять внутреннюю дрожь — сколько ни встречайся с этим, привыкнуть невозможно. Впрочем, её колдовство тоже заставило руки смерти дрогнуть. Мощные кисти несколько раз сжались и разжались, но вновь схватили больного с прежней силой. Чёрные плечи приобретали всё больший объём и ширину, наливались плотностью. Доротея отрешённо сконцентрировалась на течении силы от себя к умирающему мальчику. Снова перед глазами взорвалась темнота, и частицы того, что она ощущала собой, разлетелись на невообразимые расстояния. После, когда ей удалось вновь собрать себя, пришло чувство большее, чем усталость.
Мальчик задышал свободно. Горящие полосы на его лице исчезли, губы измученно расслабились, и веки прикрыли светлую синь глаз. Ребёнок уснул, не осознав ещё, что умерли его мать и дед. Голубое свечение амулета разгорелось так ярко, как никогда не горело прежде. Стекло треснуло, и смертельное создание издало мерзкий скрипучий выкрик — вода из разбитой фигуры выплеснулась ему на руку. Повреждённую конечность ненадолго заволокло сияние амулета.
Плечи колдуньи согнулись, придавленные невидимой тяжестью. Как и была сгорбленная, она направилась к выходу, припадая на ногу. Существо-тень, серьёзно потерявшее в размере, проследовало за Доротеей. В коридоре ей пришлось прикрикнуть на родственников, показавшихся из соседней комнаты, чтобы не подходили ближе. К ней подбежал Юрий, которому она жестом велела держаться на расстоянии и рассказала о смерти отца. Тот пытался отблагодарить её за то, что спасла хотя бы младшего, передал обещанную плату, от которой Доротея вяло отбивалась, зная, что деньги ей больше не понадобятся, но в итоге взяла горсть монет только для того, чтобы поскорее уйти. Ещё один, может, два или три дня, а после существо за левым плечом набросится и заберёт всё, что не сумело забрать сейчас. «Уже никогда не отстанешь», — думала она про назойливую тень, — «Ну и ладно, иди со мной. И всё же странно, меня сейчас только одно интересует — какого этому мальчику будет с громадным осколком чужой жизни внутри себя». Через трое суток тело Доротеи Зонтич, двадцати трёх лет, сожгли на Нехоронном поле у Вольницкого кладбища в месте, где кремировали погибших от жжёной зыби.
