что семья далеко, но хищница разочарованно качала головой и повторяла через время:
— Семья? Семья, дом…
Девочка искренне не понимала, чего хотела от неё лисица. В глазах хищницы плескалась необъятная печаль, и Кира очень надеялась, что сможет хоть как-то помочь всклокоченной рыжей особе.
Вскоре огоньки начали появляться всё чаще, а во тьме возросли колючие кусты кипариса с округлыми ягодами-глазами на стеблях. Мощные корни растений сплетались между собой и образовывали поверхность. Хотя… нет, это были не корни, а самая настоящая земля. Тропа вела лису и девочку к странному корявому дереву, которое показалось Кире смутно знакомым, однако она была убеждена в том, что не создавала в своей голове ничего подобного. «Тогда откуда?…»
Лиса присела подле мощного дерева и взглянула Кире в глаза: та уже разместилась на одном из корней. Берёза протянула ветви к гостям и укрыла их шёлком листьев. Девочка пыталась отделаться от назойливого чувства тоски, которое навеивало это место.
— Семья, — упорно повторила лиса. — Кира. Маша. Лёша. Семья.
С каждым словом лисицы девчушка удивлялась всё больше и больше.
— Да, моя семья… у нас всё хорошо, только тоскуем по маме.
— Семья! — радостно закивала лисица. После слов Киры она несколько успокоилась. — Семья…
Хищница подползла к Кире и опустилась к ней на колени. Она коротко выдохнула несколько раз:
— Устала. Очень. Семья…
И в этот момент Кира вспомнила, когда видела это дерево в последний раз. Похороны, кладбище, толпа скорбящих людей, искривлённая берёза. Только теперь дерево выглядело безжизненным, с выцветшими листьями и с крохотной лисицей в корнях.
— Д-дом? — прошептала Кира, указывая на берёзу. Лиса кивнула.
— Дом. Не твой. Мой. Твой — семья.
Лисица напоминала Кире Маргариту куда больше, чем та женщина, которая была похожа на Марго внешне. От этого осознания становилось нестерпимо больно в груди, поскольку…
Кира мягко коснулась шубки глубоко дышавшей лисы. Вот она, её мама — то, во что на самом деле воплотилась душа Марго. Маргарита, с которой прежде девочка счастливо проводила время на просторах дивного мира, была не больше, чем её собственной выдумкой.
То, что человеческая Марго — её мать, Кира тоже придумала сама. А значит и женщина в белых шелках была не больше, чем просто выдумка. Фантом. Как и весь этот мир, ведь её дом располагался под голубым небом, не оранжевым.
В этом странном месте трещины по пространству не расходились даже теперь.
Лиса собрала последние силы и коснулась лапой груди девочки:
— Дом. Туда. Твой дом.
— Я люблю тебя, — Кира подавила горький всхлип и прижала к себе лисицу. — Я не хочу туда, где тебя нет.
— Нет. Семья. Там.
— А что с этим миром? Неужели он рухнет, и ты, — девочка тяжело выдохнула, — ты исчезнешь вместе с ним?.. Я себе не прощу!
— Семья, дом.
Как бы Кира не пыталась себя убеждать, всё, что она видела сейчас — ненастоящее. И девочка продолжит жить в несуществующем мире, даже если сумеет убедить свою голову в его реальности. Может, никакой лисы нет? И той человеческой Маргариты тоже нет. Ничего нет, всё не то, призрачное, а мир, в котором Кира жила прежде…
Как знать, что и он не был лишь чьим-то «убеждением»?
Кира ласково провела рукой по загривку лисы, уже не сдерживая слёз. Ей было больно и страшно, но иного выхода не было. Лиса человеком не станет, если эта лиса существовала вовсе. Стоило предпринять то последнее, что по-прежнему было по силам Кире.
— Я хочу попрощаться с Марго, прежде чем…
— Нет. Её нет. Рухнуло, рухнуло.
Девочка готовилась разрыдаться в голос, но собрать выдуманный мир по частям она была больше не в силах. Кира не могла убедить себя в его реальности и понимала это, пожалуй, как никогда хорошо. Даже самая буйная фантазия не сможет по-настоящему вернуть маму к жизни, это будет ложь, не больше. «Придётся научиться жить без неё».
— Иди, — просипела вымотанная лиса, и Кира мягко поцеловала хищницу в холодный нос на прощание. Девочка печально улыбнулась:
— Пусть у тебя всё будет хорошо. Мы тебя очень любим, и мы… справимся. Да, непременно со всем справимся.
На морде лисицы промелькнуло нечто очень похожее на вымученную улыбку.
* * *
Прижиматься к папе с сестрой и пить чай из фарфоровых кружек, сидя на крыльце своего дома, было особым удовольствием лишь для них троих.
Всё ощущалось родным и в то же время каким-то новым. На любимом занятии появился пыльный налёт светлой тоски, а стрекозы так и зазывали отправиться в полёт.
Кира смотрела наверх и не могла понять: то ли убеждение вновь занесло её куда-то не туда, то ли пушистые облака, плывшие в бескрайней лазури, обернулись задорными пушистыми драконами. Почему никто не слышал их рёва? Верно, мешал дорожный трафик и бетонные многоэтажки. Это точно её мир, её дом, ведь здесь была её семья.
А что самое странное, похоже, небо действительно никогда не было голубым. Все люди видели его таким просто потому, что привыкли так думать. Их убеждали в том, что небо голубое, а они слепо верили. Хотя на самом деле…
— А небо точно голубое?
