в которую она опускалась, где не было света, где не было боли, где не было зелени…
Снова вспышка, ярко-белая, болезненная, отчаянная.
В груди ноет. Кровь заливает маленькую операционную, над ней суетятся врачи в светло-зелёном, кто-то кричит, кто-то ругается.
- Кто пустил сюда эту женщину?! Выведете её отсюда!
- Бедная девочка…
- Не выживет.
- Да что вы как попугаи заладили?! Не выживет, не выживет! – тёплый голос сердится. И, кажется, Арина даже его вот-вот узнает, но мгновение проходит, и… нет. Ничего не меняется.
… Провал …
- У нас нет этой группы крови! А в банк уже мы не успеем.
- Я могу! У меня подходящая группа.
- Женщина, вам бы самой ко врачу, лежать на соседней кровати! Вы и без того много сделали, дайте девчонке умереть спокойно.
- Нет уж! Она будет жить! В любом случае! Поэтому прекратите воротить от меня нос и займитесь, наконец, свой работой. Вот она я, до-нор! Могу повторить ещё и по буквам. А тут девчонка, которой нужна срочно помощь. Из-за таких как вы! – в тёплом голосе прорвался отчаянный крик, заглушенный годами. – Моя младшая сестра погибла, хотя ей можно было помочь! У неё ни одного перелома не было даже. А ей просто «позволили». Я не позволю! Делайте свою работу! Немедленно!
- Вы не понимаете, женщина.
- Я понимаю, что это преступный сговор и халатность врачей. И мне никто не мешает вызвать сейчас полицию или устроить скандал на полстраны. Делайте своё дело.
…Провал…
Над головой белый-белый потолок. Он стоит на месте и даже не качается. Кровь заливает белую простынь и никак не желает останавливаться.
Арина смотрит вверх, но видит вместо этого снова своё тело, как над ним суетятся врачи.
Ксения, именно так звали ту странную женщину-незнакомку, лежит рядом, и руку самой Арины с её рукой соединяет тоненькая кровавая ниточка.
…Провал…
Зелень чужих глаз нависает над ней, у высокого старика мерзкая улыбка, от которой всё в животе скручивается в тугой узел.
- Вот я тебя и нашёл.
…Провал, а вслед за этим, по монитору, регистрирующему активность сердца, пошла прямая полоса…
Глава 2. Взгляд снизу.
Ксения пропала. Сразу же после того, как Арина открыла глаза и попыталась найти свою спасительницу. На это разума девочки, естественно, хватило, но врачи только разводили руками. Да, той женщине оказали первую помощь. Да, она уже уехала. Нет, телефона не оставила, нет, никаких контактов.
Арина только терялась в догадках, почему так?!
Врачи терялись в догадках, каким образом эта самая таинственная женщина вопреки всем правилам о крови стала прямым донором. Как? Почему?! Кто позволил?!
Бригада, которая в ту ночь занималась Ариной, в полном составе оказалась в лазарете парой этажей ниже с высокими температурами, расхождениями в том, что они говорили и помнили, и лёгкой при всём при этом амнезии.
Арину никто не беспокоил: ни полиция, ни пожарные, ни… монстры. Словно бы в том автобусе её никогда не было, или словно бы ей всё это приснилось. Более того, лечащий врач, который ей занимался, сказал, что очень жаль, что женщина, сбившая Арину, пропала! И пусть она оплатила полностью всё лечение, но её надо было бы привлечь к ответственности.
Девочка терялась в догадках, пыталась понять, как такое возможно, почему и что вокруг неё происходит?! Но… всё было напрасно. Понимание не приходило, поэтому она перемещалась на инвалидной коляске по коридорам и пандусам, училась воспринимать мир снизу и думала, думала, думала.
Думать порой было больно, и тогда она закрывалась в палате, накрывалась с головой одеялом и пыталась уснуть. Когда из-за лекарств накатывала сонливость, это было сделать куда легче.
В той чудовищной аварии, в газете о ней написали «трагедия года», погибли двенадцать человек. В кассе – было продано двенадцать билетов. И это при том, что Арина совершенно точно покупала билет в кассе, и ещё смеялась «тринадцатый билет в ночь пятницы тринадцатого». Очень смешно. Да-да.
Про неё в статье не было ни слова.
И, в общем, это было тоже страшно.
Ещё страшным было отражение Арины в зеркале. Нет… даже сильнейший стресс не поспособствовал тому, чтобы она потеряла пару-тройку килограммов лишнего веса. Зато этот самый лишний вес поспособствовал тому, чтобы не были задеты жизненно важные органы. Сильнейшие ушибы ребер, как и говорила Ксения, сотрясение мозга, пара переломов ног, несколько вывихов, пара смещений и… отражение.
Девочка, сидящая сегодня на подоконнике, снова подняла глаза, изучая своё отражение в тёмном стекле. Синие-синие от усталости круги под серыми глазами. Бледный замученный вид, потрескавшиеся сухие губы. Белые, как снег, волосы. Она поседела за ночь.
«Ничего удивительного, такой стресс, природа поседения ещё не изучена, лечению не поддаётся, страх, кровопотеря, произошедшие с вами события…» - речь врачей журчала, журчала, плела вокруг кокон слов, в которых иносказательно они расписывались в своём полном бессилии.
Арина догадывалась, что это не лечится. Но… не возражала. Ей сейчас было не до этого. В университет предстояло возвращаться в сентябре, всего через несколько недель, но гипс к этому моменту не снимут. Предстояло не просто учиться жить и себя обслуживать, сидя на инвалидном кресле, предстояло смотреть на мир снизу.
И в этом ракурсе как-то терялось то, что она белая как лунь…
Смотреть на мир снизу было очень тяжело. Арине было некому помочь, поэтому, когда за пару дней до выписки, на её имя пришёл толстый конверт, она даже восприняла это с неким облегчением.
Да, бесплатный сыр только в мышеловке, и оплаченные три месяца в санаториях для реабилитации после аварий – тоже предстояло потом оплатить. Но девочка понимала и то, что от таких подарков не отказываются. Да и, некуда было вернуть щедрый дар, даже приди это Арине в голову. Не было обратного адреса, курьер не знал, куда вернуть письмо, ему не нужен был ответ. Арина просто расписалась в амбарной книге напротив имени и фамилии.
В какой-то момент ей даже пришло в голову, что она только что продала свою душу дьяволу, но… кому нужна такая искаженная душа, пропитанная насквозь страхом смерти? Вряд ли. Дьявол предпочитает собирать урожай из куда более восхитительных душ. Которые не боятся смерти, не боятся его самого.
Арина уже не знала, кого она боится сама. Но теперь она оглядывалась по сторонам, но теперь ей бы и в голову не пришло выходить на улицу после захода солнца. Днём, под солнечным светом, было
