какой-нибудь наркотой. Нам даже не понадобится бабло; мы можем договориться о бартере с теми красотками, которых найдем.
- Нет.
Окурок положил свою грязную руку на плечо Колина и сжал. Ногти у него были как у шахтера.
- Давай, приятель. Мы могли бы все замутить уже через три часа. Может, меньше. У тебя есть занятие получше? Найди где-нибудь ямку, свернись калачиком, пока не прекратится рвота? Ты помнишь, сколько времени требуется, чтобы справиться с ломкой, Колин?
Колин сделал паузу. Он не ел несколько дней, так что блевать было нечем, кроме слизистой оболочки собственного желудка. Однажды он сделал это. Что-то ужасно себе повредил, все было в крови и вонючее.
Но Хейшем? Колин не верил, что в этом захолустном городишке есть что-то ценное. Не говоря уже о набитых сокровищами домах, которые Окурок видел тридцать лет назад.
Колин потер висок. Тот знакомо пульсировал. По мере того, как тянулась ночь, пульсация усиливалась.
Он мог бы взять свои деньги, купить банку аспирина и немного сельтерской воды и надеяться, что на этот раз ломка не будет такой сильной.
Но он знал правду.
Что касается плохих решений, Колин был королем. Еще одно не имело бы значения.
- Ладно, Окурок. Мы поедем в Хейшем. Но если там ничего нет, ты - мой должник. Большой.
Окурок улыбнулся. Три оставшихся зуба были такими же коричневыми, как его ботинки.
- Ты согласился, приятель! И ты увидишь! У старины Окуркa предчувствие на этот счет. Мы наваримся, и наваримся по-крупному. Вот увидишь.
* * *
К тому времени, когда поезд выплюнул их в порту Хейшем, Колина уже вовсю рвало.
Большую часть поездки он провел в туалете, его выворачивало наизнанку. После каждой рвоты он заставлял себя пить воду, чтобы не нанести непоправимого вреда пищеводу.
Это не помогло. Когда вода снова поднялась, она была розового цвета.
- Держись, Колин. Это недалеко.
Чушь собачья, это было далеко. Они шли больше трех часов. Ночной воздух был как в холодильнике для мяса, а земля была сплошь наклонной и холмистой. Лесистая местность, заросшая деревьями и высокой травой, усеянная замерзающими болотами. Колин заметил полную луну сквозь просвет в кроне деревьев, затем лес поглотил ее.
Они шли при свете факелов; Окурок обернул старую майку вокруг палки. Колина перестало тошнить, но дрожь усилилась настолько, что он несколько раз падал. Не помогало и то, что Окурок постоянно путал ориентиры и менял направление.
- У меня нет сил, Окурок.
- Будь сильным, приятель. Почти пришли. Видишь? Мы на правильной дороге.
Колин посмотрел вниз, но увидел только сорняки и камни.
- Дорогe?
- Булыжник. Tы все еще можешь увидеть фрагменты бордюра.
Надежды Колина рухнули. Если дорога была в таком плачевном состоянии, то дому, вероятно, было еще хуже.
Долбанный Хейшем. Долбанный Окурок.
- Вот он, приятель! Что я тебе говорил?
Колин смотрел вперед и не видел ничего, кроме деревьев. Медленно, постепенно он различил очертания дома. Место было полностью затемнено, земля настолько заросла, что, казалось, поглотила его.
- Похоже, дом - это часть деревьев, - сказал Колин.
- Много лет назад было так же. Сейчас, конечно, еще хуже. И посмотри на это. Окна все еще целы. Бьюсь об заклад, что сюда никто не заходил лет пятьдесят.
Колин выпрямился. Окурок был прав. Каким бы запущенным он ни был, дом выглядел нетронутым людьми с начала века.
- Нам не обязательно брать все сразу. Просто найдем что-нибудь маленькое и дорогое, чтобы украсть сейчас, а потом мы сможем вернуться и...
Крик парализовал Колина. Это была сила, пронзительный гром, пронзающий его, как иглы. Несомненно, человеческий, но не похожий ни на один человеческий голос, который Колин когда-либо слышал.
И он доносился из дома.
Окурок вцепился в него обеими руками, краска отхлынула от его румяного лица.
- Господи Иисусе! Ты это слышал? Прямо как в детстве! Что нам делать, Колин?
Спазм сотряс внутренности Колина, и его вырвало прямо на сухой куст. Он вытер рот рукавом пальто.
- Мы пойдем внутрь.
- Пойдем? Я только что описался.
- Чего ты боишься, Окурок? Смерти? Посмотри на себя. Смерть была бы благословением.
- Моя жизнь не из приятных, Колин, но это единственное, что у меня есть.
Колин протиснулся мимо. Крик был леденящий, да. Но в том доме не было ничего хуже того, что Колин видел на улице. К тому же, ему срочно нужно было привести себя в порядок. Он залез бы в задницу Дьяволу, чтобы раздобыть немного налички.
- Подожди меня!
Окурок вцепился в руку Колина. Они подкрались к входной двери.
Еще один крик сотряс ночь, еще громче первого. Он пронзил тело Колина, заставив затрепетать каждый нерв.
- Я только что снова описался!
- Тише, Окурок! Ты это расслышал?
- Pасслышал что?
- Это был не просто крик. Я думаю, это было слово.
Колин затаил дыхание, ожидая, что ужасный звук раздастся снова. Лес вокруг них оставался тихим, ветер и животные затихли.
Крик пронзил его до мозга костей.
- Вот! Звучало как "ад".
Глаза Окурка расширились, показав желтые белки.
- Давай уйдем, Колин. Мои брюки больше не выдержат.
Колин стряхнул с себя его руку и продолжил красться к дому.
* * *
Колин, наивный в архитектуре, вырос, насмотревшись на достаточное количество замков и поместий, чтобы понять, что это здание очень старое. Каменную кладку скрывали вьющиеся лианы, но кованое железо, украшавшее окна, было великолепным. Даже десятилетия ржавчины не смогли скрыть замысловатые, плавные изгибы и завитки.
По мере того, как они приближались, дом, казалось, становился больше, выступающие мансардные окна грозили упасть им на головы, тяжелые стены уходили вдаль и сливались с деревьями. Колин остановился у двери высотой почти в девять футов[2] с петлями размером с мужскую руку.
- Окурoк! Факел!
Окурок подкрался поближе, размахивая пламенем у двери.
Ручка была старинной, из цельной латуни, и блестела в свете факела. На уровне груди висел грязный дверной молоток. Колин лизнул большой палец и стер патину.
- Серебро.
- Серебро? Это здорово, Колин! Давай выдергивать его и убираться отсюда.
