бурный поток. Он вперил взгляд в Ису и беззвучно шевелил губами. Он не пытался встать и даже оторвать спину от диванчика.
Наконец он хрипло сказал:
– Променял нас на бабу… – и зашёлся в кашле.
Иса повернулся к залу и заметил, что удивление царит на всех лицах. Но только в нескольких он увидел одобрение.
Но даже этого ему хватило:
– Питер! Поднимай свою пьяную задницу и вали отсюда, – а после паузы добавил, – пожалуйста.
Питер злобно зыркнул на хозяина бара, провёл рукой по лицу и будто впервые увидел кровь. Неуклюже попробовал встать, качнулся. Опёрся на стол.
– Ты и твоя шлюха – поплатитесь!
И качаясь ушёл. Вслед за ним выскользнуло несколько человек и Иса не был уверен, ради чего: чтобы поддержать или ограбить.
Сейчас это не составило бы никакого труда.
Иса обнял Марию. Её бил крупная дрожь, будто она держала в руках отбойный молоток или сидела на тысячеваттном усилителе. Мужчина заставил её сесть, налил шоколада, отрезал полукгругляшки апельсина, добавил корицы. И в тишине, нарушаемой лишь тихим пением Sweet Sixteen, Мария прошептала, глядя в барную стойку:
– Шлюха… – после чего заглянула в душу Исы и продолжила. – А ведь я беременна.
В Исе схлестнулись две волны: радости и гнева.
***
Иса шёл по улице, а ветер и дождь встречали его как старого друга. Холодные, безликие друзья. Но в отличие от выдуманных друзей в баре, эти друзья были рядом и помогали: остужали гнев, выветривали скорбь. А без этого – тяжело. Без этого – безнадёжно. Без этого – страшно.
И одиноко.
День с утра был мокрым, скользким и дёрганным. Мария, которая уже слегка округлилась, улыбалась, но скрывала свою головную боль. Иса, всё ещё не привыкший к ранним подъёмам, пытался разлепить глаза с помощью крепкого кофе. Когда горячая капля попала на веко, сон как рукой сняло.
Вместо него пришла жгучая нестерпимая боль, которую Иса выражал цитатами Limp Bizkit. Но стоило Марии коснуться его шеи, а затем и лица, как мужчина успокоился. Боль оставалась, но тепло рук отвлекало и напоминало, кому сейчас отнюдь не легче.
Он ласково поцеловал её ладонь и уже тихо шипя пошёл надевать свитер.
Потом их ждала короткая пробежка до автобуса, жаркий поцелуй, от которого казалось испаряется дождь, не говоря про терпение водителя. А затем Иса пошёл спать.
Чтобы проснуться от надрывающегося телефона. Неизвестный, но открытый номер. Нервный женский голос, срывающийся на рыдания. Резкие, как удары ножа для колки льда, слова: напали, ранена, больница, реанимация.
Сбивчивый ритм сердца и судорожные попытки надеть ботинки. Обвинения из трубки в адрес пьяного и больного.
– Он даже ничего не говорил! Только ржал! И кашлял.
Иса кинул телефон в карман и побежал по лестнице на улицу, где его ждали дождь и ветер.
Его не пускали к ней. Требовали документы. Выясняли родственные связи. Пока он не наорал на врача и не сказал, что у них общий ребёнок. Взгляд врача изменился, будто ему стало стыдно. Иса лишь подумал, что тому сейчас бы подошёл мятный ликёр. И поспешил в палату.
Теперь Иса отгонял от себя всеми силами бледный облик Марии, укрытой тонкой больничной простынёй и с вставленной в горло трубкой. Мужчину преследовал равнодушно-завистливый голос одной из медсестёр, которая коснулась волос девушки:
– Повезло девке, – а потом тихо, надеясь, что Иса не услышит, сказала. – Когда умрёт, я знаю кто за большие деньги купит для париков!
Но он услышал.
И теперь шёл по улицам, оттягивал момент. Оттягивал решение, которое давно принял.
Наконец он не выдержал. Дошёл до козырька закрытого магазинчика, отряхнул капли с головы и достал телефон. Вслепую набрал номер. Гудки. Торжественный голос на том конце.
– Слушаю, сын мой!
– Папа, – у Исы перехватило в горле. – Мне нужна твоя помощь.
В трубке повисла тишина. Тишина была абсолютной и казалось, она выползает на улицу здесь, оглушая собой и дождь, и ветер.
А потом печальный голос спросил:
– Мария?
– Да, – Иса запнулся. – Пап, ради неё… Я готов…
Он не договорил, зная, что подписывает сделку с… в общем, не лучше, чем с дьяволом.
Иса прямо видел, как отец прикрывает глаза, поглаживает подстриженную у лучшего мастера шелковистую бороду. Но сын ждал ответа.
– Ты знаешь, чего я от тебя хочу, – заговорил голос. – Ты готов на это?
– Я сделаю это не ради людей, папа. А ради неё.
Голос в трубке повеселел:
– Конечно! Думаешь, твой старший брат взошёл на крест из-за людей? Нет, дело всегда было в женщине.
Иса покачал головой:
– Может только обойдешься в этот раз без креста?
Трубка рассмеялась:
– Разумеется! Крест давно вышел из моды. На тебя у меня большие планы, сын мой. Я перезвоню.
Телефон забибикал и включил радио, где Коэн напевал Аллилуйя. Иса вздохнул, отрубил звук, осмотрел улицу и пошёл в светлый туннель меж стен дождя, который для него открыл отец.
Орудие борьбы за души людей необходимо держать в сухости и тепле. А то, не дай Бог, простудится.
