двоими будет.
Верный человек коротко кивнул и покинул княжеские покои. Вскоре в холодное помещение вошёл самый близкий человек для княгини, который стал для неё на многие годы не только опорой в правлении, но и близкий духом и телом.
- Здрава ли ты, Ольга? Что в тереме так студёно? Здорова ли ты, жизнь моя?
- Здорова, мил друг. – Княгиня показала на место рядом с собой, но статный мужчина, зазвенев кольчугой, сел у ног своей возлюбленной, опустив глаза.
- Не звала к себе долго. Коль не люб тебе стал, милая? Ты скажи, уйду в дальний острог и не буду показываться пред очами твоими. А так по сердцу тяжко мне видеть тебя издали, глазами твоими любоваться, да прикоснуться к перстам твоим нет возможности.
- Добрыня, мил друг. Тяжко сказать тебе, но и сама измучалась, сил нет. Скажу слово больное для тебя, рука ты моя верная. Нельзя нам с тобой видеться в тереме княжеском иль в хоромах твоих. Языков чёрных множество, вот и судят обо мне не по делам, а по твоему лицу, радостному иль печальному. В острог не пущу тебя, но дело дам скрытное. Не на короткий срок, дальний. Ты же веру мою не принял? Обожди, дай сказать далее. Не сужу тебя по вере, сужу по делам твоим сотворённым. А если оправдаешь надежду княгини, сделаю так, что имя твоё не токо ратным делом будет записано в летописи, а и тем, что свершил для земли, да книгини своей дело славное, веками славимое. Ты выслушай, до поры не скидывайся. Мне было предсказано чёрнобцом Якубом, что покуда не изнечтожу веру старую, что держит за горло княжество, не проживу долго, а сердце моё вырвут после гибели да сожгут на тайном капище. Что бы не произошло того, ты, мой друг верный, изнечтожь места силы, что сможешь найти, да волвов и кудесников не убивай походя, изгони их род из земли моей. Пойдут к древлянам, не держи силою. До них время наступит, дай срок, а потом… И ещё, что делом первым для тебя будет. По сказанному мне, должен ты отыскать кольцо древнее, на руку мужскую, но не златое, ценное. То кольцо из камня горного, руками людей не сделанное. Ещё мне сказали, что и не кольцом это может выглядеть издали, а знаком светлым, где Ярилы знак означен. Сам поймёшь как увидишь. В руки возьмёшь, то знак тот только кольцом токо и станет. Где укрыто оно – мне не сказывали, было видение – лежит то не на капище, на камне силы наполненном, а на шее идола Сварога одетое. Вот идол тот сничтожь, а знак доставь пред очи мои. Понимаю, жизнь моя, что сказанное не просто сделанное, но кому как не тебе могу душой раскрыться? В том кольце не смерть, а свобода души моей, что ныне окована цепами тяжкими. Иди немедля. Людей бери верных, да не граничивай их в воле. Пусть идут по разуму, а не под угрозой меча твого… ПОСТОЙ. – Голос княгини догнал воина у врат. – Ещё что поведаю. Бойся на пути своём не воинов, а дитяток малых, коль будут братом с сестрой одним днём рождёнными. Спину и очи береги от них и… не оставляй в свободе, коль будут смотреть вслед тебе зверьми дикими… Теперь иди и исполни волю княжескую! Днями тебя не граничу, но лето минует, жду весточку добрую…
- - -
Скит горел… Воины скрытного отряда лютовали, убивая на пути всех, кто как-то оказывал сопротивление. Дружинников можно было понять – вошли в тайный терем полусотней, а сейчас половина лежат бездыханными. Кого мечом поразили, кого копьём, а кого рогатиной или вилами закололи. Лютовали воины, да ослушаться воеводу не посмели когда тот остановил бойню. И, спустя время, запытав несколько жителей до смерти, узнали тайный путь на капище, где проводили обряды местные волхвы. А они, как уже знал Добрыня, были самыми сильными на этой земле, к тому же сюда пришли и другие, чьи обители уже были поруганы и разрушены. И сейчас воевода стоял лицом к лицу с Добронравом, волхвом, который был привязан к идолу Мары – богини смерти славян. Остальные идолы были уже срублены, только вот идолы Сварога остался, да Мары. Как не пытались изрубить древнее дерево, ничего у дружинников не получалось – отскакивали топоры и мечи от дерева, словно от камня, не оставляя на себе ни единой царапины. И лишь после каждого удара у дружинников появлялись то порезы на теле, то вовсе падали оземь, поражённые, словно по ним били их товарищи, а не по идолу чёрному от времени. Так уж более половины стояли, с удивлением перевязывая свои раны кто тряпицей чистой, а кто рубахой нательной, разорванной на лоскуты. И, поняв, что не могут справиться, воины отступили, решив сжечь все идолы, начав носить на капище хворост и дрова, что были заготовлены жителями скита и терема неподалёку.
- Волхв. Не по нраву мне такое свершать, но спрошу тебя – отдашь кольцо каменное Сварога сам, отпущу тебя и всех, кто живым остался. Нет – сожгу, что бы в эти места более никто не явился, да и будет это место проклятым, коль с идолом Мары сгорит и её слуга. Как ответишь?
- Знал тебя, Добрыня, ещё дитём малым. Ведь именно я освещал твоё имя у ног богов наших русских. И таким добром ты вернул мои молитвы? Глаза опустил. Стыдно от содеянного? То ведь не воля твоя, а княгини твоей? Прав я? Скажи, ведь здесь, на святом месте, где слышат каждое слово боги земли нашей, ты не осмелишься обманывать. Не примут тебя боги к себе и останешься мытарем меж землёй и чертогами. И так будет вечно.
- Не пугай, Добронрав, богами. Я помню тебя и помню как хорошее, что сделал ты для моей семьи, так и то, что отказал мне в посвящении. Я ведь верил тебе, а ты… Но то дело былое. Я сейчас княжий воевода и рука Ольги, ты прав. И отправился в путь по её указу. Так что? Поведаешь сам, иль тебя пытать следует?
- Можешь и пытать, коль сам встал на сторону чёрных, кто на землю русскую принёс
