тихо сидели, прижавшись друг к другу, и постепенно подпадали под обаяние момента. Медленно, словно устав сопротивляться, она склонила голову ему на плечо.
— Вот и славно, милая моя, — сказал Котлер.
«Ну и картина», — подумал он. Соблазнительная, серьезная темноволосая девушка сидит, положив голову на плечо пузатого коротышки, который так и не снял темные очки и шляпу. Комедия, да и только. Но девичьи пальчики пробрались между ног, и ему стало не до смеха. Вместо веселья накатило зверское желание.
— Лиора, я согласен, что это неразумно. Разумнее было бы остановиться у другой женщины.
— У крестьянки.
— Жилистой, крепкой крестьянки. Которая не интересуется евреями и не читает международную прессу.
— Еще не поздно.
— Считай, что это любопытство. Инстинкт. А я следую своим инстинктам.
— Я думала, ты следуешь принципам.
— Судя по моему опыту, это одно и то же.
Лиора выпрямилась и заглянула ему в глаза.
— Ты знаешь мое мнение. Как еще мне тебя убедить?
— Доверяешь в большом — доверься и в малом.
— Барух, тут вопрос не доверия, а согласия. Как правило, я с тобой соглашаюсь. Чаще, чем с кем-либо другим.
— Значит, это будет исключением. Точнее, прогрессом. Во взаимоотношениях доверять куда важнее, чем соглашаться. Я прошу тебя мне довериться. Сумеешь?
— Я несогласна с тобой, Барух, но спорить не стану.
— Хорошо. В этом и заключается доверие.
Светлану они нашли на кухне, она мыла в раковине свекольную ботву.
— Так что вы решили? — спросила она, даже не подумав прерваться.
— Мы согласны, — сказал Котлер.
— Вот как? — отозвалась Светлана, нимало не обрадовавшись.
— Мы заплатим наличными за неделю вперед. Если вас это устраивает.
— Да, — безучастно сказала Светлана, — меня это устраивает.
Три
Солнце начало свой медлительный, как всегда в середине лета, спуск к горизонту, когда они наконец заселились. Светлана выдала им ключи от обеих дверей, передней и задней, после чего — в порядке одолжения — тактично удалилась. Вещи были разложены по ящикам и шкафчикам, пустые чемоданы утверждены в углу, — и Котлер с Лиорой обменялись взглядом; в этом взгляде к насмешке и беспечности примешивалась опаска. Им и раньше доводилось снимать номера в отелях, но, за исключением одного раза, лишь на вечер или вторую половину дня. Полгода назад, во время дипломатического визита в Хельсинки, Лиора упросила Котлера разрешить ей остаться на ночь. Но тогда у нее был собственный номер немного дальше по коридору. Здесь у них впервые образовалось некое подобие общего дома. Одежда висела в одном шкафу, лежала в тех же ящиках. В ванной, в тесном шкафчике, стояли рядышком их витамины, таблетки, кремы, зубные щетки. Они открыто стали тем, кем были до этого тайно, то есть вместе теперь составляли нечто иное, чем по отдельности. У Лиоры оставалась ее иерусалимская квартира, а у Котлера, кроме этой комнаты, другого дома не было. Такие дела. Они освободились от прежних уз, вольны делать, что им заблагорассудится, — как им и мечталось, подвернись только такая возможность, — но при этом их не оставляло чувство беспокойства и тревоги. Котлер был в бегах уже почти два дня. Побросав вещи в небольшой чемодан, он выскользнул из дома в пятницу перед рассветом и спрятался сначала у себя в приемной, а потом у Лиоры. Большую часть дня они с Лиорой провели в пути, тайком вылетев ранним рейсом из Тель-Авива в Киев, а из Киева — в Симферополь, далее был автобус до Ялты, потом отель, откуда их завернули. Все это время у них не было ни минуты, чтобы отдышаться и навести справки о том, что происходит в мире. В Киеве, во время пересадки, им удалось наскоро выйти в интернет, но для откликов и комментариев было еще рановато. Оттуда Лиора позвонила отцу, и у них состоялся болезненный, неприятный разговор. Котлер стоял близко и мог слышать, что говорил ее отец, и ощущать холодок неодобрения. Лиора была единственным ребенком, папиной, по преимуществу, дочкой и всегда старалась заслужить его похвалу. Родители Лиоры, тоже сионисты и отказники, были моложе Котлера на десять лет. Их заявку на выезд отклонили, и на последние восемь лет советской власти они оказались заперты в России, хотя, в отличие от Котлера, избежали путешествия в ГУЛАГ. Ицхак и Адина Розенберг, хорошие, интеллигентные, справедливые люди. Котлер познакомился с ними в Израиле на одном из сборищ бывших отказников — те время от времени встречались. И на такой встрече Ицхак представил ему свою юную дочь, одну из лучших студенток Еврейского университета, увлекающуюся политикой. Когда позже Котлер взял Лиору в штат, ее родители были чрезвычайно ему признательны. Было это четыре года назад. И каждый год они на Рош а-Шана посылали Котлерам корзину фруктов. Скоро снова Рош а-Шана, но Котлер подозревал, что на этот раз корзины с фруктами ему не дождаться.
Они не стали спрашивать у Светланы, как им добраться до Ялты, а, распугав живность, выскользнули через задний ход. Котлер повел Лиору к побережью. Он тешил себя мыслью, что детская память его не подведет, что впечатления от этого места живы с тех давних пор. Хотя больше помогло то, что город был не такой уж большой и отлого спускался к морю. Несколько остановок на маршрутке — и они в туристическом центре, у площади Ленина, где, величаво обрамленный Крымскими горами, по-прежнему стоит на своем пьедестале бронзовый большевик — делает вид, что смотрит на море, а сам косит взглядом на «Макдоналдс». В свое время, подумал Котлер, добропорядочные жители Ялты решат либо сложить к его ногам новую груду костей, либо наконец его демонтировать.
Без особых сложностей отыскалось интернет-кафе; в нем было темно, как в пещере, и сидели сплошь подростки в наушниках — перекрикиваясь друг с другом, они мочили на компьютерных экранах чеченцев и талибов. За похожей игрой Котлер однажды застал Бенциона. Чувствительного книжного мальчика, на тот момент ученика ешивы. Поняв по лицу реакцию отца, Бенцион потупился и сказал: «Все ребята в это играют». Теперь он служил под Хевроном, и ему стало не до игр.
В глубине кафе Котлер и Лиора нашли два свободных компьютера рядом и погрузились в израильскую прессу. Долго искать не пришлось. На первых полосах и в «А-Арец»[2], и в «Джерузалем пост» красовался один и тот же снимок — они с Лиорой в тель-авивском аэропорту. Снимок был сделан в тот момент, когда они предъявляли документы на билетной стойке. Снял издалека, украдкой, скорее всего, кто-нибудь из пассажиров — профессионалы подобной стыдливостью не страдают. Но
