Вот мой четырехэтажный дом под горой, внем всего три подъезда. Дом относительно новый, нопетли деревянной двери поржавели ипосунулись, из-за чего она незакрывалась, ивподъезде прилепилось ласточкино гнездо, которое ниукого неподнялась рука выбросить.
Вподъезде пахло котами ижареным луком, астены пестрели надписями, какие сейчас невстретишь: «Г.О.», Sepultura, Sleyer, Metallica ивечное «Цой жив». Авот это «Кот лох» написал черным фломастером мой братец Боренька.
Полестнице янеспеша поднялся навторой этаж, поздоровался сбабой Валей стретьего, испытывая ощущение, что встретил восставшего покойника. Эта одинокая старушка неприкармливала котов, аугощала детвору леденцами, потому память оней будет жить, пока живет хоть один изтех детей, кому достались ееконфеты. Она умрет через два года, унее найдут рак легкого.
Надо придумать, как отправить еекврачу, ейнет исемидесяти, она еще может пожить.
Возле нашей дерматиновой коричневой двери, обильно украшенной выцветшими наклейками Барби исвеженькими— ниндзя-черепах, Борькиных любимцев, яостановился, пытаясь вспомнить, есть лиуменя ключ. Должен быть. Вот только где он? Вкарманах нет, всумке… Давот же, вбоковом кармане!
Из-за двери доносился мерный стук, будто кто-то гвозди забивал. Сегодня понедельник, мать должна быть наработе вполиклинике, отец— надежурстве. Наташка уже вернулась?
Ощущение было, как уОрфея, спускающегося вАд. Извсех моих близких до2025 года дожил только Борис. Отец погиб при исполнении, когда яучился водиннадцатом классе. Наташка сгорела оталкоголя вначале двухтысячных. Маму в2017 забрал инсульт.
Ятолкнул дверь. Она оказалась незапертой иподдалась. Луком вквартире пахло так, что защипало вглазах. Бах-бах-бах— монотонно стучало вкухне. Прежде, чем сунуться туда, япосмотрелся взеркало вприхожей: волосы слиплись открови, налбу искуле засохшая корка, рубаха… уродская клетчатая дедова (земля ему пухом!) рубаха изгваздана. Нуакак иначе, когда тебя поземле валяют?
Ясмотрел насвои пухлые щечки, носик пуговкой ипытался найти привычные черты. Лошара как есть, икрутая стрижка неспасает. Натакого посмотришь, инога сама тянется, чтобы пнуть под зад. Ничего, пару кэгэ быстро скину, подкачаюсь залето, иосенью меня вклассе неузнают.
Апока— прошмыгнуть вванную, привести себя впорядок, атопричитаний будет…
— Павлик?— удивленно воскликнула мама, иязамер спротянутой кдвери рукой.
Медленно-медленно обернулся. Наменя смотрела женщина засорок соплывшим распухшим отслез лицом ирусо-седыми волосами, собранными назатылке внеопрятный хвост. Ейжевсего тридцать шесть! Она ведь совсем нестарая!
Втой жизни мама ушла, непростив меня, аятак инепростил ее. Исейчас безумно захотелось все исправить, потому что так сложно сказать нужные слова вовремя итак просто неуспеть этого сделать.
— Что случилось, Павлик?— спросила она, шмыгнув носом, только сейчас язаметил, что она держит огромный нож.— Тыопять подрался?
— Ерунда. Тыплакала? Почему тыненаработе?
Мама округлила глаза.
— Меня отправили засвой счет, уже второй месяц как ядома. Сын, стобой все хорошо? Тыпрямо сам несвой.
Как ямог держать нанее обиду?
— Тыплакала?— повторил яснажимом, вспоминая тезлые удары.
— Это просто лук, яего резала.— Она кивнула вкухню, шагнула комне.— Тыпорвал рубашку! Что теперь вшколу надевать?— Еелоб расчертили морщины злой решимости.
Они появлялись, когда она собиралась надрать уши, отчитать или отшлепать. Вот ужнепозволю себя бить!
— Мамочка,— яшагнул навстречу иобнял ее,— какие это все глупости! Главное, чтобы тынеплакала.
Отнеожиданности она выронила нож, одеревенела, незная, как реагировать, ведь телячьи нежности внашей семье были строго запрещены отцом— так можно изпарней вырастить баб, адевчонок разбаловать. Максимум, что она себе позволяла— потрепать позагривку Борьку.
Отойдя отшока, мама освободилась, схватила меня заруку ипотащила вванную.
— Быстро снимай рубашку. Отец обещал заскочить наобед, недай бог увидит!
Япослушался, снял рубашку. Мама осмотрела ееипокачала головой.
— Нусколько раз тебе говорить, чтобы был осторожнее? Как навас вещей напастись? Взрослый парень, акак умалыша: топятно посадишь навидном месте, тоштаны порвались, тоспортивную форму украли.
Яоткрыл кран, ноонхрипнул ивыплюнул пару капель. Явыругался, зачто получил затрещину. Нуда, воду постоянно отключали сдесяти утра допяти вечера, еще иногда планово вырубали свет. Забыл. Промашка вышла, вторая уже.
Вместо того, чтобы полить мне наголову изведра ковшом, мама развернула меня ксебе, отвела клампочке, оттянула веки изаглянула вглаза, проверяя зрачки.
— Голова неболит, некружится? Нетошнит?
— Порядок,— проворчал я, отстраняясь.— Сотрясения мозга нет.
Она недоверчиво прищурилась, покачала головой, понюхала меня— некурил ли, ненюхал личего.
— Непью, некурю, неупотребляю. Доверие— ключевое вотношениях между детьми иродителями. Помоги мне смыть кровь, пожалуйста. Если отец увидит— всем нам хана.— Ясклонился над раковиной, инамакушку полилась вода, оттеняя мамино ворчание.
— Увсех дети как дети, атут— ниуму нисердцу. Богатырев, вон, второе место пофизике занял. Саша Тертычный вообще спортсмен! Атыниучиться нехочешь, ниспортом заниматься. Хоть Илюху твоего возьми: мальчик отличник.
Нувот, заиграла заезженная пластинка. Отмыв лицо иочистив волосы откровяных сгустков, явыпрямился исказал голосом строгого учителя, неотрывно глядя ейвглаза:
— Ма, аесли ясдам все экзамены напять иначну бегать кроссы, тополучу оттебя хотя быслово поощрения? Или это будет: «Наверное, тебе попался единственный билет, который тызнал» или «все равно доКМС далеко»?
Сполминуты она растерянно моргала и, пока унее ненашлось конртаргументов, япродолжил:
— Унас нет мотивации. Как бымынисделали, все равно сделаем плохо. Так смысл стараться?— Видя, что она открывает рот, явскинул руку:— Некричи. Дослушай. Слышала когда-нибудь про кнут ипряник? Так вот, пряник неменее важен.
— Тынизачто несдашь геометрию напять! Утебя поней тройка…
— Спорим?— Япротянул руку.— Ясерьезно. Если несдам все экзамены напятерки, товодно лицо буду копать огород надаче иненыть. Аесли сдам, ты… меня похвалишь.
Что, кстати, ясдаю? Геометрию типа устно ичто еще? Ввосьмом классе два экзамена. Кажется, это был диктант. Месяца наподготовку более чем достаточно. Если родители неумеют воспитывать, значит, надо показать, как это делается, воспитывая их. Мама, вон, подвисла, неорет.
— Аеще знаешь что?— улыбнулся я, собираясь сказать вообще немыслимое:— Ятебя люблю, мама.
Явыскользнул изванной, пока она непришла всебя, невспомнила, что строгой родительнице неположено так себя вести, ивприхожей столкнулся сотцом. Оторопел, шагнул назад, прижимаясь спиной кстене. Если мама выглядела лет надесять старше своих лет, тоотец— вполне насвой возраст: гладко выбритый, скуластый ирумяный мужчина всамом расцвете сил, вбелой рубахе ичерных брюках. Темные волосы вообще без седины. Аккуратно постриженные брови.
