пошел к двери. Лили поймала его за руку, когда тот проходил мимо. Нил не сразу обернулся, а повернувшись, строго посмотрел на нее. Его взгляд был холодным и предостерегающим, как тогда на кухне, когда она обозвала его Нюнчиком.
– Я же сказал, ты ничем мне не обязана.
– Нет, ты сказал, что не станешь насиловать, – она уверено смотрела на него, – не люблю оставаться в долгу.
Девушка провела рукой по его длинным темным волосам, они были шелковыми. В детстве они называли его сальноволосый ублюдок, а сейчас перед ней стоял привлекательный мужчина, внимательный и заботливый. Он не был похож на того заморыша из школы. А может быть он всегда был таким, просто они не замечали этого, потому что он был другим? Все они были «золотой молодежью», с мнением и тачками родителей. Нил Мартинес явно не вписывался в их компанию со своими отличными оценками и поношенной одеждой. Он вылепил себя сам. Вылепил сильного, цельного мужчину. А они так и остались со старыми понтами и поношенными душами.
– Я совсем не нравлюсь тебе? – спросила Лили тихо, продолжая держать его за руку.
Если бы она только знала, сколько бессонных ночей он провел, мечтая о ней. Как он хотел сорвать к чертовой матери всю ее одежду и вылюбливать каждый сантиметр ее такого желанного тела. Но он знал, что солнце все равно взойдет, и она в очередной раз разрушит его жизнь.
Лили подошла к нему и обхватила ладонями его лицо.
– Не отталкивай меня, пожалуйста.
Нил видел, как дрожат слезы в ее изумрудных глазах. В груди болезненно защемило. Он наклонился к ней и прошептал в самые губы:
– Никогда.
А потом одним движением проник в ее горячий влажный рот. Ему хотелось, чтобы поцелуй был нежным, но какая-то необузданная жажда вдруг завладела им, и он, прикусывая в нетерпении ее губы, снова жадно впился в ее рот. Он разорвал на ней платье и, стащив его с плеч, стал покрывать торопливыми беспорядочными поцелуями ее грудь и плечи. Она не сопротивлялась ему. Он опустился на колени и одним движением снял, наконец, с нее трусы. Нил прижался пылающим лицом к ее животу; ярость, обида, желание, стучали, как второе сердце, у него в висках. Он даже знал, откуда они взялись. Словно он снова был в том кабинете физики, и руки Рика и Сирила крепко держат его, пока Даглас стаскивает с него штаны перед всем классом. Но главное – там была она.
«У него не стоит. Посмотри сама. Или встанет, а Нюнчик?»
Она стояла там и, как все они, наблюдала за его унижением. Нил ничего не мог с собой сделать, этот стыд и бессильная ярость, что вернулись вместе с ней, выжигали его изнутри. Ему было больно. Больно от того, что солнце неумолимо, за те сто долларов, ставшие ценой его любви. Хотелось кричать. Казалось, что ему не хватает воздуха. Он осел на пол и стал рвать ворот водолазки, пытаясь избавиться от этого сумасшедшего давления. Лили встала перед ним на колени и, обхватив руками его голову, стала гладить его непослушные волосы.
– Знаешь, давно я не вызывала в мужчинах такую бурю, – сказала она, когда он перестал биться в ее объятиях.
Нил снова напрягся и попробовал отстраниться, но она не позволила, все также прижимая его голову к своей груди.
– Даглас свел секс к пятиминутной рутине раз в неделю. Я сначала думала, ну, мало ли, может быть, просто строгое воспитание. Но однажды я почувствовала, что он изменился. Я была уверена, у него появилась любовница. Пыталась успокоить себя, что это лишь интрижка, перебесится. Но потом мне стало интересно, чем она лучше меня? Как-то вечером я отправилась к нему в офис. О, ты не видел его офис! Там есть все удобства, чтобы проводить ночные совещания или разгребать завалы работы, о которых он мне каждый день рассказывал дома, – голос ее был насмешливым, но в нем проскальзывало какое-то щемящее душу одиночество. – Я вошла в его кабинет. Дверь, будто нарочно, оставили приоткрытой. Из комнаты отдыха доносились нетерпеливые стоны. Они стали слышны уже в коридоре. Такие сладкие, такие несдержанные. Я стояла там, как дура, подпирая стену, и слушала, как мой муж трахает с таким упоением какую-то дрянь. Я думала, что я выше всей этой мерзости, но меня точно переклинило. Такая злость взяла. «Лили, ты выглядишь, как шлюха. Ты надела слишком короткую юбку. Ты слишком ярко красишься. Ты слишком громко смеешься, ты привлекаешь к себе внимание», – она повторяла слова Дагласа с мерзким старушечьим шамканьем. – Я словно хотела уличить его во лжи. Будто у меня появятся силы и аргументы, чтобы в следующий раз дать ему отпор. Я подошла к двери и заглянула в щель. Его, расстелив на столе, трахал какой-то здоровый мужик. Но знаешь, что самое отвратное? Я не могла оторвать от них взгляд. Я стояла красная, как рак, и пялилась на то, как имеют в задницу моего собственного мужа. Я никогда не видела его таким. Он умирал от желания. Я ни разу не удостоилась такой чести. Когда-то я думала, что он другой. Да, он всегда был заносчивым и высокомерным, но однажды, кажется, нам было по семнадцать, он написал мне стихи. Сунул их мне в сумку после ссоры. Это были самые прекрасные стихи, которые я когда-либо слышала.
– Стихи? – впервые за весь ее монолог Нил прервал ее.
– Вот именно. Я поняла, что он готов меняться. Ради меня, ради нас. Это было в тот день… – она замолчала.
Нил знал, о каком дне идет речь. Лили отпрянула от него и посмотрела в глаза.
– Прости меня, пожалуйста, – она говорила тихо, на выдохе. Словно боялась снова вызвать бурю. – Пожалуйста, прости нас. Я виновата так же, как они. Я молча стояла там и смотрела на их мерзкую выходку. Я не знаю, что в тот день нашло на Дага. Он, конечно, всегда был придурком, и для его отвратительных выходок не нужно было особого повода. Он не имел права, – Лили не отрываясь смотрела Нилу в глаза, нервно держа за руку.
– Ты совершенно особенный. Мне жаль, что я так и не узнала тебя в школе.
Мужчина поднялся на ноги, невольно увлекая ее за собой. Его губы исказила злая усмешка:
– Что же тебе помешало?
Он пытался силой отцепить ее пальцы, мертвой хваткой обхватившие его запястье. Он не хотел, чтобы она видела его смятение… его желание…
– Знаю, я лишь вещь, которую ты сегодня выиграл в карты,
