окопчик, насыпал и притоптал какой-никакой, а бруствер. Притрусил прошлогодней хвоей. Отошел шагов на десять: если не знать, что тут позиция, ничего не заметишь.
Без спешки зарядил гранатомет, пристроил запасные выстрелы под комлем. Луг до самого брода простреливался идеально. Глянул, как дела у Вашевича — и ничего не увидел. Снайпер; профессионал. Такого хрен увидишь, пока не выстрелит. А после выстрела — тем паче.
Поглядел на часы, прикинул время. До подхода орков оставалось с полчаса, если верить расчётам старлея. Левченко принялся обустраивать запасную позицию, присмотрев бугорок метрах в десяти от «каракатицы». Даже успел канавку туда наскоро прокопать — мелкую, плохонькую, только чтобы проползти.
Оборудовать не успел.
Надвинулся шум моторов. В небе прорезалось знакомое жужжание. Левченко нырнул за комель: гранатомет наизготовку, автомат рядом пристроен.
Пастушьим кнутом хлестнул выстрел из СВД. Левченко как раз высматривал в небе дрон. Успел увидеть, как докучливая механическая муха разлетается на куски.
Теперь был слышен только сдвоенный рёв моторов. Левченко глянул на часы: ошибся старлей. Орки спешили, выжимая из движков всё, что могли. Понимали: уходящая группа имеет фору. Перейдут на бег — получат шанс проскочить. О гражданских они или не знали, или не брали их в расчёт.
Получаса взводу не хватит. И сорока минут не хватит. Час, как минимум.
Рёв надвинулся. Левченке показалось, что он различает натужные хрипы и подвывания. Хоть бы вы движки себе спалили на хрен! — от души пожелал он.
Первый БТР возник у брода сразу, рывком. Выломился из подлеска, сминая колесами молодую поросль; не снижая скорости двинул через ручей.
За первым без паузы объявился второй бронетранспортёр. Словно отстать боялся.
Левченко поймал в прицел РПГ форсирующий ручей БТР и плавно нажал на спуск. Полыхнуло, шорхнуло. Кумулятивная граната ушла в короткий полёт. В этот момент головной БТР клюнул носом, промахнувшись мимо брода. Бронетранспортер ушёл под воду едва ли не на две трети. Граната разминулась с ним на полметра, пройдя у самой башни.
Орков спасла косорукость водителя. Не влети он с разгону в ручей…
Но граната всё-таки нашла свою цель. Нос второго БТРа смялся бумагой, вспух жарким цветком. Левченко сунулся под корягу, схватил второй выстрел, спеша перезарядить гранатомет…
Повторно влупить по головному БТРу он не успел. Над лугом басовито загрохотал крупнокалиберный пулемёт. Разлетелся комьями старательно утоптанный бруствер. Брызнули щепки из коряги-каракатицы. Тяжелые пули гудели шмелями, вспарывали воздух. За грохотом Левченко едва различал автоматную трескотню. Орки вывалили наружу и времени зря не теряли. Десант, похоже, уцелел. Значит, кроме пулемёта, полторы дюжины стволов.
Левченко вжался в землю. Хорошо, хоть на полметра заглубиться успел.
За пальбой не так-то просто было расслышать одинокий выстрел из СВД. Но Левченко расслышал, потому что ждал. Ага, второй. Третий. Пулемёт смолк и заработал снова. На Левченка перестала сыпаться земля и древесная труха. Пулемётчик перенес огонь, сосредоточившись на снайпере.
Прихватив РПГ и автомат, споро работая ногами, локтями, всем телом, Левченко пополз по канавке к запасной позиции. Он преодолел половину пути, когда задержался сделать вдох поглубже — и земля взлетела перед самым его носом. Если б не очки — все глаза запорошило бы.
Работает чуйка!
Добравшись до позиции, Левченко выдохнул, пристроил на плече гранатомет и начал медленно, очень медленно сдвигаться правее. Надо было спешить: Вашевича прижали. Нельзя было спешить: высунешься, выдашь себя — пиши пропало.
Проклятье!
Отсюда была видна лишь башня застрявшего в ручье БТРа. Пулемет на башне дергался, как припадочный, извергая факел рыжего пламени. Пули кромсали опушку леса, в щепки разносили молодые деревца.
Левченко поймал башню в прицел. Так, спокойно. Никуда не торопимся, еще чуток правее…
В последний момент, когда палец уже выжимал спуск, гранатомет дернулся — словно кто-то под руку толкнул. Левченко едва не заорал от досады и злости. Полыхнуло, шорхнуло. Башня взлетела в небо, кувыркаясь на вершине огненного фонтана.
— Есть! Есть! — заорал Левченко, хватая автомат.
Он самозабвенно палил, меняя магазины, перекатываясь и возникая то с одной стороны бугорка, то с другой: Фигаро здесь, Фигаро там, и всё хорошо…
Все было хорошо, пока вдруг не стало плохо.
А там уже и ничего не стало.
* * *
Тьма. Кромешная, вселенская. Снаружи, внутри, везде. Во всём мире нет ничего, кроме тьмы. Тьма — это не цвет, пусть даже чёрный. Это не свет. Это отсутствие цвета и света.
Нет времени. Нет пространства. Нет жизни. Ничего нет.
Но если так, то и смерти тоже нет?
От одной этой мысли тьма истончилась. Пошла пятнами, серыми пикселями, словно монохромный камуфляж. Во тьме образовались прорехи, сквозь них проступил знакомый, привычный мир.
Застыл, вплавлен в сгустившийся воздух, подбитый БТР в ручье. Застыла взбаламученная вода. Замерли кусты и деревья. Застыли клочья пламени у дульных срезов. Зависли пули, выпущенные из стволов…
По другую сторону ручья застыла в полуметре от земли верхушка молодой сосенки, сминаемой гусеницей БМП.
Бэха? Откуда?! К оркам подошла подмога?
Что-то шевельнулось.
Левченко обернулся и увидел ангела. Ангел был снежно-белый, с головы до пят — и до кончиков сложенных за спиной крыльев. Всю его фигуру окружало мягкое сияние. Оно не слепило глаза, но размывало и скрадывало очертания ангела.
Это был очень грустный ангел. Грусть сквозила во взгляде, в тонких чертах лица, во всей позе. Ангел смотрел на Левченка и молчал. То есть, смотрел он сразу на двух Левченко: на того, что ошеломленно таращился на небесного посланца — и на того, что лежал на спине, широко раскинув руки. Над переносицей этого Левченко, на лбу, там, где индусы рисуют красное пятнышко, чернел «третий глаз».
Пулевое отверстие.
Вот же непруха, пробормотал Левченко и выяснил, что голоса у него больше нет. Ладно, со мной всё ясно. А с Вашевичем что?
Погиб, пришел ответ.
Жаль, вздохнул Левченко. Хороший мужик был. А ты, выходит, за мной? В рай меня, выходит? Раз ангел, значит, в рай! Если б в ад, небось черти б явились.
Нет, возразил ангел. Рай и Ад пусты до Суда. Все души отправляются в Чистилище. И я пришел не за тобой. Я не приходил. Я был с тобой.
Он отвернулся, избегая смотреть Левченке в глаза.
В смысле — со мной?
Я — твой ангел-хранитель. Прости, я тебя не уберег.
Так ты чуйка? Моя чуйка?!
Был. Прости.
Да ты чего? Левченко хотел тронуть ангела за плечо, но не решился. Не переживай ты так! Ты меня сколько раз от смерти спасал? Раз десять!
Четырнадцать.
Ну вот! Ты
