распродаться, перемещались за ворота на площадки и аллеи вокруг него.
Возвращавшиеся с работы люди стремились пополнить запасы продовольствия, и было не протолкнуться.
Я прошелся вдоль ряда, где продавали вперемешку фрукты и вещи, по большей части детские. Отметил, что фрукты не берут, экономят: зачем покупать то, что растет во дворах и вдоль дорог, когда можно это взять бесплатно.
Вернувшись к стоянке с машинами оптовиков, я не нашел знакомую армянку. Народ кишел, но никто особо ничего не брал. Словно вся эта толпа вышла сюда только для того, чтобы потусоваться.
Важно было не просто сделать дело, а найти правильный момент, потому я ходил туда-сюда по стихийным рядам, надеясь увидеть Наташку, которая с Борей должна была поехать подавать кофе. Как у нее получилось? Это я узнаю, только когда вернусь домой.
Обойдя рынок, я заметил валютчика Павла на своем месте — как всегда модно прикинутого, в начищенных туфлях, брюках и бордовой рубашке. Он тоже меня увидел, подмигнул, подозвал жестом.
— Привет, бизнесмен!
Я пожал протянутую руку и задал стандартный вопрос:
— Как дела?
— Где ты взял тот кофе? Народ распробовал и еще хочет.
— В подвале расфасовал, — улыбнулся я.
— Еще расфасуешь, или то была разовая акция?
— Расфасую, — кивнул я. — Но не завтра.
— Ну да, до Ростова и обратно сутки ехать, да?
— Никто прям сразу не поедет, — сказал я, смекнув, что он пытается меня подловить, узнать в каком городе беру товар — вот хитрый зараза, деньги почуял. — Сколько нужно?
— Нужно не просто «сколько», нужно, чтобы ты больше нигде его не продавал. А если вздумаешь продавать, не дешевле восемнадцати тысяч.
— Логично, — принял условие я. — Но ты ж понимаешь, что шесть штук — это не опт. Вот если пак или больше… В паке двадцать четыре штуки.
— Два пака по одиннадцать будет? Потом еще возьму, — пообещал валютчик.
Я помотал головой.
— Реально отдал тебе по минимальной цене. Дешевле — себе в убыток.
— Ой да расскажи мне, — засмеялся валютчик. — Сколько он на розницу? В Ростове, да?
— В Сыктывкаре. — Я ответил улыбкой на улыбку. — Три пака возьмешь, вот тогда — по одиннадцать пятьсот. В розницу он в том же Ростове продается дороже, уж поверь.
Валютчик задумался. Я его немного простимулировал:
— Пятьсот рублей… Я потеряю тридцать шесть тысяч, которые заработаешь ты.
Подошел молодой мужчина, продал десять долларов. Я подождал, пока он уйдет, и продолжил:
— Жаль, что ты не можешь дать гарантий, что не начнешь выкручивать мне руки, когда я приду с товаром. Типа клиенты отказались, давай за десять…
— Не будет этого, — заверил меня валютчик. — Ты мне еще пригодишься. Так что, на неделе привезешь?
— Один пак, потом — больше, — пообещал я, смекнув, что все равно нет денег на такую большую партию, да и не стоит играть по-крупному с непроверенным заказчиком.
— И откуда ты взялся такой прохаванный. Не пацан, а инкарнация старого еврея-ростовщика.
Я засмеялся и сказал, имитируя одесский акцент:
— Таки это г’асценивать как комплимент?
— Таки да.
К валютчику пришли муж с женой менять крупную сумму денег: жена действовала, муж стоял на стреме. Я помахал рукой и удалился. Можно ли ему доверять? Нет, потому что доверять нельзя никому, и на сделку придется брать взрослых, чтобы подстраховали.
Возле ларька я заметил беспризорников: тощих девочку лет шести-семи и мальчишку постарше. Оба белобрысые, веснушчатые, со вздернутыми носами — сразу видно: брат и сестра. Девочка ела пирожок, мальчишка наблюдал за ней, сглатывая слюну.
Еще не наступило время изобилия, когда зажравшиеся беспризорники питались сникерсами и запивали колой, сейчас они действительно голодали, были тощими, их животы раздулись — не от голода, от полугнилых фруктов, которые они собирали на полу после закрытия рынка.
Девочка съела половину пирожка, оставшуюся с явным сожалением отдала брату, а сама устремилась к пожилой женщине такой грудастой, что она, опираясь на трость, чуть нагибалась вперед. Девочка подбежала к ней, подергала за рукав и протянула одну руку — типа подай копеечку, а вторую сунула в корзинку с покупками, зашарила там.
Тетка сразу просекла, что к чему, схватила беспризорницу сперва за руку, потом — за ухо и стала бить корзинкой, голося:
— Толик! Зови милицию! То-лик! Грабят!
Брат заметил, что сестра в беде, и ринулся на помощь, повис на руке женщины. Вот он, удачный момент. Я побежал к месту разборки, отшвырнул пацана, который собрался кусаться, перехватил руку женщины, сжал запястье. Пальцы ее ослабли, девочка выскользнула, но теперь я взял ее за локоть.
— Извините, это больше не повторится, — заверил я грудастую и наорал на девочку, удаляясь: — Настя! Ну сколько можно, выпорю!
Тетка кудахтала за спиной, девочка шмыгала носом, свободной рукой держась за красное ухо. Ее брат шел следом, не зная, чего от меня ждать, а соответственно, что делать.
Когда тетка скрылась из вида, я завел девочку за ларек с квасом, остановился у стены, сел перед малышкой на корточки, чтобы быть с ней вровень.
— Больно? Дай посмотрю.
— Чуть не оторвала! — пожаловалась девочка и убрала руку от уха. — Я не Настя!
Ухо было алым и вроде — оттопыренным больше, чем другое.
— Тетка-то этого не знает. Я так сказал, чтобы она подумала, что я твой брат, собираюсь тебя наказывать, и отстала. Не надо воровать. Менты загребут и в колонию отправят.
Мальчишка тронул меня за плечо и остановился на приличном расстоянии, буркнув:
— Отпусти ее.
Я встал, протянул ему руку.
— Паша. Я вообще-то помочь хотел.
Мальчишка подумал-подумал, сжал мою пятерню и отпрыгнул.
— Ванек я. А она — Света.
— Жрать хотите? — спросил я.
Дети переглянулись, уставились настороженно.
— Да не бойтесь. Я ж не маньяк, который зовет в машине покататься. Что будете: колбасу или сыр?
— Колбасу! — воскликнул Ваня.
— Сыр! — обрадовалась Света.
— И че — просто так? — насторожился мальчик.
— Почти. Я вас накормлю, а вы расскажете про маньяка. У меня подруга пропала, хочу ее найти.
— Ладно, — сказал Ваня.
— Побудьте пока здесь, подождите, сгоняю в магазин, там может быть очередь.
Очередь действительно была, человек двадцать, а вот сыра не оказалось, только плавленые сырки «дружба». Я дождался своей очереди, взял триста граммов копченой колбасы,
