покоя. Но, приснившись дважды, сон больше не повторялся. Странно, но к этому требованию об отъезде он никак не желал прислушиваться. Хотя во втором его сне суфии уже умоляли его:
— Уезжай. Далеко уезжай. Немедленно уезжай!
Спустя пару лет, он в этом загородном доме увидит ещё один сон. Он будет гораздо страшнее предыдущих. В этом сне вся лестница его знаменитого городского дворца будет залита кровью. И кровь эта будет хлестать из его собственной головы.
А потом этот сон исполнится один в один. Красноармейцы, прибывшие в Баку, захотят превратить его дворец в ставку своей армии. Он же, столь уверенный в необходимости защиты своего имущества, своей чести и достоинства, будет стрелять в них. Последнюю пулю оставит для себя. Сон сбудется. Во всех деталях и подробностях.
Когдато в своём родном селении под Баку он построил школу, а потом мечеть. Третьей достопримечательностью этого места стала его могила. Ему повезло. В те страшные дни на улицах города гибло немало людей. И не каждому из них довелось быть похороненным согласно предписанным обычаям и традициям. Ему довелось. Видимо, так уж было суждено.
О том, как сложилась судьба его прекрасной жены, будет рассказано и написано немало историй. Во всех них будет трудно отделить правду от вымысла. В те страшные дни передела мира её судьба, видимо, никого не интересовала. А сейчас уже прошло так много лет, что выяснить истинное течение событий стало просто невозможно.
Так история великой любви завершилась не менее великой трагедией. Кто его знает, а может быть, именно в то время, когда ему приснился тот первый вещий сон, и надо было уезжать? Может быть. Но у истории ведь нет сослагательного наклонения.
Поэт
Его разбудил голос. Во сне ему казалось, что этот голос когото кудато зовёт. И велит незамедлительно следовать за ним. Но иногда восприятие голоса почему-то становилось другим. Он будто бы закрадывался ему в сердце. Обволакивал его какойто непонятной, чарующей, почти мистической аурой. И пропитывал твёрдой уверенностью в том, что всё будет хорошо. И лишь тогда, когда этот голос стих, он вдруг подумал, что это мог бы быть призыв к утренней молитве. И призывал он всех правоверных к тому, что им надо: услышать этот призыв, встать и начать молиться.
Этого он делать не собирался. Просто потому, что с самого рождения не относился к числу правоверных мусульман. Голос смолк и остался в памяти лишь как яркое воспоминание начала дня, который не будет похожим на предыдущие. Пока же он пытался до кон ца осознать, где всё-таки он находится. Внимательно осмотрев окружающую его обстановку, он был просто ошарашен.
Оказалось, что он всю ночь провёл на полу. Спал на невероятно мягких тюфяках и подушках, обтянутых тончайшим шёлком. Их в этой комнате было великое множество. Они пестрели всеми цветами радуги, отливали золотом и серебром, разнились причудливыми формами и размерами. Роднило их всех только одно: они были прекрасны. Это было какое то неописуемое пиршество различных цветов и форм.
Из открытого окна вдруг до его слуха донеслась неистовая трель соловья. Эти переливы были столь хороши, что заставили его подойти к окну. Оно открывалось в сад, который был совершенен в своей красоте: с фонтанами, платанами и беседками он казался живым воплощением чьей-то безумно красивой мечты. Наверное, именно так воображение каждого из нас рисует райские сады. Множество цветущих здесь роз источали свой неповторимый пряный аромат, дарили ощущение того, что человек действительно покинул реальный мир и уже находится в райских кущах.
В те дни, когда он мечтал о поездке в Персию, он представлял себе, что она будет выглядеть точно такой же, как этот благоухающий сад. А кругом ему твердили о том, что там всё сейчас намного прозаичней. Пытались убедить его в том, что сказочная страна, которую он себе представляет, существует лишь в стихах великих поэтов прошлого.
Приводили даже различные доказательства того, что в действительности там всё намного хуже, чем ему представляется в его прекрасных мечтах. Одним словом, пытались внушить ему, что столь желаемый им персидский рай существует только в его воображении. Но теперь оказалось, что всё это неправда. Он сам в этом убедился. Достаточно было выглянуть в окно, чтобы понять: вот она, Персия, раскинувшаяся вокруг, пленяющая воображение и практически полностью совпадающая со всем тем, что он себе представлял в своих снах и грёзах.
Тут он заметил, что среди всего этого великолепия восточной роскоши скромно расположился поднос причудливой формы. На нём было множество абсолютно не понятных ему вещей. Его внимание привлекли два высоких бокала. Один из них был наполнен, видимо, водой, а второй — какойто полупрозрачной жидкостью. Воду он выпил залпом. Жидкость же оказалась фантастически вкусным напитком, который ему был абсолютно не знаком. Потом он всё же выяснит, что он называется щербетом.
Рядом на другом подносе располагался его завтрак. Здесь были диковинные фрукты, разные и всякие сладости, хорошо заваренный чай. Он просто из любопытства перепробовал всё то, что находилось в этих маленьких блюдечках и фарфоровых вазочках. Эта дегустация доставила ему немало удовольствия. А потом он всётаки вышел в сад.
Наверное, именно в таких садах люди теряют ощущение времени. В них оно словно останавливается и окутывает всё столь проникновенной атмосферой покоя, который кажется достойной заменой счастья. К своему удивлению, он вдруг обнаружил, что совершенно один. В огромном прекрасном доме и в этом чудесном саду не было ни одной живой души. Кроме него и прекрасных птиц.
Он вернулся в ту же комнату, в которой проснулся, и почему-то вновь погрузился в сон. И снился ему сад, полный розовых кустов, соловей, что поёт над розой алой, водная гладь… Много чего снилось, но ничего не запомнилось. В этот раз он проснулся не от голоса, а от необыкновенно вкусных ароматов.
На том же подносе, затерянном среди множества подушек, лежал его обед. Он не знал названий этих блюд. Порой даже плохо понимал, что же он ест. Но это было настолько вкусно, что он съел практически всё, что было на этом подносе. И как это ни странно, снова уснул.
Так и началась его жизнь в этом саду. Словно по волшебству, здесь появлялось всё то, что ему было необходимо: свежая родниковая вода, изысканная еда, чистая одежда. Даже ящик водки, обнаруженный им в углу комнаты, его не удивил. Но, как ни странно, пить не хотелось.
А хотелось писать. И воспевать этот персидский рай, окружающий
