природу и любил учить и наставлять. Он показывал ей деревья, учил различать трели птиц. Поглаживал мох у выпиравших корней и говорил, как ориентироваться в этих лиственных и еловых джунглях в случае чего. Случая чего никогда бы не наступил, думала Маша. Она хорошо изучила знакомую местность, а заходить в глубь в незнакомые места желания не было.
Потом отец доставал термос и разливал по пластиковым походным стаканам чай, совал ей в руки булочку и задумчиво делал глоток. Они слушали тишину, переплетенную с шорохами крыльев. Отмахивались от мошкары и комаров и после быстрого перекуса гуляли дальше. Это были выходные отца. Когда ему не надо было нестись в контору или в соседние поселки. Когда школа была еще слишком далеко, а лето еще впереди и долго. Маша обожала эти моменты — они были даже лучше, чем вечера с чтением книг. Поэтому пока Ася лепетала про удочку, дедушку и рыбалку, Маша прокручивала в голове картинку, как они с отцом следят за дятлом или просто пробираются между деревьями. Как отмечают и запоминают, где уже прошли.
Казалось, что вечер еще далеко, но с каждой пройденной минутой сердце Маши стучало немного быстрее, а невидимый груз давил на ее детские плечи все сильнее и сильнее.
Наконец они дошли до поселка и остановились у местного базара. Жители все еще сновали между рядами. Однако половина лавок уже пустовала. И не удивительно, торговля начиналась рано утром, когда прохлада еще не перебивалась летним зноем. И полностью заканчивалась ближе к четырем, когда все, набрав продукты, шли по домам готовиться к ужину. Ася позвала ее к себе во двор показать щенков. Но настроения у Маши совсем не было. Она соврала, что отец велел не задерживаться сегодня, взяла у подруги еще одно яблоко и покатила по улице в сторону дороги, ведущую к их с папой домику.
Она ехала не очень быстро, яблоко в кармане сарафана ритмично колотило ее по бедру. Маша прокатилась по главной улице до почты, затем свернула на съезд, ведущий от поселка в лес. Дорога съезда минут через пять превратилась в две параллельные грунтовые линии, прорисованные сотней колес, когда-либо проезжавших тут. Линии разделяли заросли пыльной травы. Какое-то время по бокам можно встретить дачные дома, окруженные заборами разной масти. И если ехать дальше, то и не заметишь, как вскоре трава полностью захватывает грунтовые линии, стирая их границы и покрывая собой весь дальнейший путь. Так в размышлениях Маша доехала до своего поворота. Тропа от дороги уходила налево в лес. Маша остановилась, выбирая свернуть ли ей или поехать прямо. На самом деле эта широкая дорога вела непосредственно до их дома. Точнее она уходила и дальше, но по ней можно было доехать и до дома. Но Маша любила эту тропинку, пролегающую между деревьями к их заднему двору. Так Маша сокращала путь, и было что-то сказочное в том лесу, который окружал ее по пути домой.
Решив не изменять себе, она свернула на тропинку и поехала домой, крутя педали. Надкушенное яблоко осталось лежать на земле на перекрестке.
7
Маша мыла тарелки, пока папа раскладывал диванчик в зале и доставал постельное белье. Он вернулся домой расстроенный, но не стал рассказывать, что случилось. Расспросил про ее день, да и замкнулся в своих мыслях. Она решила, что тот снова грустит о маме, но, конечно, виду не подала. И в мыслях похвалила себя за то, что натворила ради него. Папа точно будет очень счастлив, если все получится. Хотя получится ли?
Поцеловав его в щеку, она пошла к себе в комнату, уже умывшаяся и почистившая зубы. За спиной остался свет его ночника, впереди была ее скромная комнатка. Вот кровать напротив дверного проема. Сбоку окно, под ним письменный стол и стул, неудобный и скрипучий. Но Маше не приходилось особо на нем сидеть, уроки делать не надо было. А книжки можно почитать и лежа под открытым окном в зале. Недалеко от кровати старый платяной шкаф. Обои бежевые в полевой цветочек, они были такими и в прошлом году. В утреннем свете цветочки словно распускались и зазывали скорее встать и начать день. В сумерках и при луне будто немного прикрывали свои бутоны, убаюкивая.
Маша выключила свет и залезла в свою кровать. Было еще душно, отчего одеяло неприятно грело кожу. Она откинула его в сторону, удобно засунула обе руки под подушку. Ощутила прохладу ее обратной стороны и уютно улеглась, глядя в проход, и надеясь, что она уснет еще до того, как отец выключит ночник в своей комнате. Он что-то читал и вроде бы еще не собирался спать. Поэтому у нее хватало времени уснуть без страха и быстро. Уснуть и верить, что в эту ночь все будет по-другому.
С тех пор как Маша совершила то, что совершила, ночи перестали быть спокойными. Уже несколько дней она не могла думать о предстоящей ночной темноте без мурашек. Она засыпала, когда все было, как прежде, и пробуждалась среди ночи от ужаса, который заставлял стынуть кровь в ее маленьких жилах. Она убеждала себя, что все это сон, кошмар. И каждое утро почти в это верила. Но ночью снова не могла нормально вдохнуть от того, что боялась нарушить тишину. Ее тело словно знало, что надо спрятаться, поэтому Маша просыпалась уже почти полностью укрытая. И только завидел ЕГО в проходе, натягивала одеяло до макушки и не шевелилась.
Тусклый свет в комнате папы колебался от движений. Кажется, папа встал, что-то взял. Она услышала тяжелый вздох и потом скрип дивана — снова улёгся.
«Ничего, — подумала про себя Маша. — скоро ты обрадуешься».
Она сделала это ради него. Она слишком его любила и не могла оставить вот так горевать в одиночку. Несколько дней назад рано утром, едва солнечный лучи легли на стену ее спальни, Маша дождалась, когда хлопнет входная дверь и аккуратно вышла в зал. Прошла на кухню и увидела в окно, как отец отдаляется от дома. Натянув футболку и шорты, она схватила нож со стола, запрыгнула в свои сандалики и вышла во двор. Ее верный металлический конь уже лежал и ждал у калитки. Влажный и прохладный от травы, он заставил ее поежиться.
Маша крутила педали по дороге, ведущей в поселок. На пол пути она притормозила и бросила велик на обочину. Немного пройдя вглубь, подошла к дереву, чей ствол напоминал огромную рогатину. В середине, откуда дерево раздваивалось,
