входе. И они двинули по дороге прочь.
****
Маша сидела в автобусе и смотрела, как дождь тарабанит в окно. Они устроились в самом конце, аккуратно поставив ее велосипед так, чтобы он никого ненароком не ушиб. Но людей было мало. Так что вероятность чего-то подобного казалась мизерной. Маша смотрела, как мимо проносятся поля и деревья, деревья и поля. В голове еще стояла картинка — она возле почты ждет папу, пока тот понес ключи от их бывшего дома оператору. Маша смотрела себе под ноги, боясь случайно увидеть среди прохожих кого-то из Асиных родителей.
Капли на стекле резво скатывались в ручейки, ручейки сносило со стекла ветром и скоростью. Автобус навсегда увозил их все дальше от поселка.
12
Вот-вот на носу был сентябрь. Учебный год практически подошел вплотную. Пока они проводили остаток лета в своей квартире с бабушкой, отец искал работу или хоть какую-то подработку. Однако почему-то ему отказывали во многих местах. Маша не понимала, что за несправедливость. Ведь папа был такой умный, хороший. Но другие как будто отказывались это видеть.
Однажды, спустя неделю после их возвращения, бабушка позвала Машу на кухню, и, ставя перед ней тарелку с борщом, вдруг сказала: «Машенька, до меня такие новости нехорошие дошли. Подружка твоя, Асенька, пропала».
От услышанного Маша выронила ложку, что бабушка, конечно, приняла за расстройство. Но Маша испугалась. Ей показалось, что сейчас бабушка выведет ее на чистую воду.
— Как это пропала? — Маша попыталась показать искреннее удивление.
— Дык вот так и пропала, представляешь. Встретила знакомую в магазине. Разболтались мы. А она и говорит — вон в поселке соседнем от ее дачи девочку уже с неделю ищут. И название поселка говорит, а это ваш тот самый. И говорит, Ася Малышева, шесть лет отроду. Исчезла, вышла из дома и исчезла. Уже вся округа там на ушах. Думают, может кто украл, мимо проезжавший. А я и говорю ей, это ж Машки моей подружка.
— И совсем не могут найти? — Маша не могла оторвать взгляда от своего супа.
— Да. Уже участковый местный ориентировку разослал повсюду. Ох, Боже, горе то какое. Как мне жаль, Машка. Ты расстроилась, деточка. Понимаю. Но я буду Богу молиться, чтоб отыскали малютку.
После этого разговора Ася еще много раз снилась Маше. То она пыталась подраться с ней, то в другой раз обнимала ее и звала в гости, то махала ей вслед, провожая навсегда из поселка. От любого из этих снов Маша просыпалась с холодном поту. И уже не знала, что оказалось хуже: среди ночи видеть чудище или ту, что она жестоко предала.
Но что до Чужого, он более и не появлялся. С того рокового дня он перестал навещать Машу. Но и обещания своего не выполнил. До самого учебного года Маша ждала появление мамы каждый день. Она ждала ее звонка в дверь, выискивала ее глазами среди толпы. И в детской голове крутился один и тот же вопрос: «Ведь была ему дана жертва, как он и просил. Почему ничего больше не произошло?»
Но начался учебный год. Тогда же в сентябре отец наконец нашел работу дворником на участке. И дни с нарастающей скоростью стали сменять друг друга.
История с Чужим уже казалась не более чем сном. Через какое-то время пропала из снов и Ася.
Послесловие
Маша вытирала пыль на верхних полках стенки в зале. Уборка предстояла долгая. Завтра придут гости. Завтра ей исполнится пятнадцать. Пришлось по очереди открывать все дверцы, чтобы бабушка потом ее не отчитывала. Один шкафчик, другой. Маша спускалась со стула, переставляла его в бок и снова взбиралась. Проходилась влажной тряпкой по поверхностям и снова спускалась со стула. И все повторялось опять. Она уже закончила с последней полкой, когда ее взгляд упал на черную коробку из-под обуви. Достав находку, она аккуратно спустилась с ней на пол. Присела на диван и поставила коробку рядом. Маша давно не пересматривала ее содержимое. Тут хранились старые фотографии.
Она вывалила все снимки перед собой и в случайном порядке доставала по одному и разглядывала. Вот она маленькая возле елки в костюме белого медведя. Бабушка шила его всю ночь. Зато тот получился, как в каком-нибудь журнале. На утреннике ею все восхищались. Вот она с папой на остановке с сумками и рюкзаками. В тот момент они ждали рейса на поселок. Это было ее второе лето там. Сердце забилось чуть быстрее. А это фото с праздника в честь выпуска с младшей школы. Она в бордовом платье с сетчатыми вставками и атласными розами. Оно досталось по наследству от двоюродной сестры. Кусочки жизни, которые со временем остаются просто воспоминаниями.
Когда часы на стене пробили два, Маша поняла, что засиделась со снимками, и времени на уборку остается все меньше. Она сложила все в коробку и понесла ее в бабушкину комнату. Там обычно фотографии и хранились. Бабушкина комната была темной от того, что свет не мог пробиться сквозь закрытые коричневые занавески. Но тонкий луч все же проник сквозь тканевую щель и светил наверх платяного шкафа. Там на самом верху стояла коробка из-под шляпы. Круглая и сиреневая. Что в ней лежало, Маша не знала. Но это была точно не шляпа. Интерес завладел ею. Пока бабушки нет, ведь можно и подглядеть. Маша стянула коробку и открыла крышку. Внутри оказалась пара кожаных древних перчаток и конверт. Перчатки не заинтересовали Машу, но вот конверт… На нем знакомым красивым почерком было написано «Прости».
Маша достала из конверта сложенную в два раза пожелтевшую бумагу. Она присела на край кровати и быстро начала читать. Столько слов! Кому адресовано это письмо?
С каждой прочтенной строкой глаза Маши расширялись все больше и больше. Этого не может быть!
Она прочитала последние строки несколько раз:
«…Теперь ты видишь, как сильно я страдаю. Материнство угнетает меня. Оно разрушает меня. Я больше так не могу. Поэтому прошу — не ищи меня ни сейчас, ни в будущем. Я не знаю, сможешь ли ты меня простить когда-либо, но я разлюбила не только ее, но и тебя. И ты не сможешь этого изменить».
Время замерло.
