их просьбу.
Я открываю дверь в свою квартиру и вдыхаю запах нежилого помещения. Хочется поскорее раскрыть окна и вдохнуть в квартиру жизнь. Но я не спешу. Усаживаюсь на пуфик и рассматриваю комод. Как много он хранит воспоминаний. Но самое яркое я сейчас вывожу пальцем, стирая частицы пыли и оставляя четкий след. Четыре буквы из-за которых я сейчас меняю свою жизнь.
Миша…
Выбери я тогда в аэропорту его, согласись с ним все бросить, сейчас было бы лучше? Папа бы все равно не принял мой выбор. И был бы этот разговор. Только, в таком случае, сейчас у меня была бы поддержка как минимум двоих человек. А не пришлось бы одной выходить на поле боя против отца.
У меня был его номер и мне не составило бы труда набрать Мишу… съездить… найти его было проще простого…
Только что сказать? Что я передумала? Что я выбирала и он все-таки стал победителем? Что его поцелуи лучше китайских? И что вообще все русское качественней? Что я, возможно, беременна от него? А возможно и нет? И что я так и не поняла, как человек с социальным статусом ниже меня, смог так меня зацепить? Да, он был симпатичный, интересный, в постели огонь, но он ведь не единственный такой был. Были такие же до него, но богаче и успешней.
А мозг упрямо думал о нем. Я закрывала глаза и видела его. Как будто это самое яркое воспоминание за последнее время в моей жизни. Хотела снова его обнять. Почувствовать, как только он умеет крепко прижимать к себе одной рукой. А второй при этом что-то делать. Есть вместе мороженое. Проводить время. Поцелуи эти его безумные…
Я сама себя лишила этого, погнавшись за богатством в угоду папе.
Думала, что смогу вычеркнуть Мишу, ведь мы вместе всего пару дней были. Я не могла привязаться к нему так быстро. Не могла влюбиться. Но, когда вернулась в Китай, и Ваня первый раз захотел меня поцеловать, я поняла, насколько это неправильно. Мне не хотелось отвечать ему. Не хотелось, чтобы он касался меня. Не хотелось даже думать о сексе с ним.
Я начала придумывать миллионы отговорок, избегать его, врать. И постоянное это внутреннее напряжение выливалось в частые споры и обиды.
И звезды сошлись вместе в один день. Его спокойствию пришел конец. А ко мне пришла задержка. Уже неделю.
И, если бы не было Миши, то я бы скорее всего сказала Ване о своей беременности и дальше жила бы так, как было распланировано. Но девять месяцев в мыслях проносятся мгновенно, и я вижу лицо Вани, когда ему вдруг приносят ребенка, не имеющего никаких общих черт с азиатской расой.
Тот день стал решающим. Месячное воздержание давало о себе знать и, когда у меня в очередной раз “болела голова”, он захотел взять меня силой, а я не могла отбиться и остановить его. Он не хотел ничего слушать. Я не узнавала в нем человека, с которым жила. Он кричал на меня и пытался раздеть силой. Тогда из меня вырвалась одна-единственная фраза, которая разрушила все.
— Я тебе изменила!
Это его остановило. Но я подумать не могла, что он способен на такое. В ответ я получила пощечину. Яростью своей готов был убить меня. И в том момент мне действительно было страшно за свою жизнь. Было больно. Он заламывал мне руки и сжимал челюсти, заставляя забрать слова назад. Сказать, что это неправда.
Даже если я окажусь беременной и это будет его ребенок, он точно никогда не станет ему отцом. Так я решила тогда. Мне понадобилась пара недель, чтобы закончить все дела там и принять решение вернуться в Россию. Из который я больше не собиралась уезжать.
Я, действительно, оказалась беременной, это показал тест. И даже указал приблизительный срок. Под который попадали оба парня.
Я не привыкла оставаться вот так одной и бороться за свою жизнь. Раньше папа решал мои проблемы, поэтому мне было удобно делать так, как он говорил. Сейчас же все менялось. Я предчувствовала, что папа так просто не простит мне эту ситуацию.
Папа бы ни за что не дал мне эти три дня, но из-за проблем с казино, ему пришлось уехать в командировку. Он так и не позвонил мне, и я искренне надеялась, что это просто из-за дикой занятости.
Зато, когда все-таки услышала его голос в трубке, и его холодное:”Лер, заедь сегодня”, поняла, что момент истины настал.
Спустя несколько часов я обнимаю маму и натягиваю улыбку. Я думаю только о хорошем, пусть папа предложит мне что угодно тут, в России, я соглашусь. Пойду работать, лишусь карманных денег, но не вернусь в страну, где я лишняя по определению.
Мама суетится вокруг меня и не знает, чем может помочь.
— Мам, сделаешь мне чая своего успокоительного, — помогаю я ей, — а я пойду сразу к папе. Не будем откладывать казнь, — усмехаюсь сама и разряжаю обстановку шуткой. — Ну на самом деле, он же не четвертует меня?
Мама улыбается уже веселее, заряжаясь моим настроем.
Еще в детстве мне казалось, что ступенек на второй этаж так много, что я предпочла жить на первом этаже, чтобы заземлиться. Теперь же мне кажется, что лестница слишком короткая.
Я заношу кулак и, еще раз выдохнув, стучу несколько раз и, не дожидаясь ответа, захожу.
— Пап, привет, — я улыбаюсь ему, стараясь искреннее и не натянуто, делаю несколько шагов в его сторону и, наклонившись, оставляю поцелуй на щеке. Он пахнет силой и уверенностью. А еще своей любовью ко мне.
— Привет, дочь, садись, — он отвечает быстро, не глядя в глаза.
Я залезаю на диван у стены с ногами и жду, когда он что-то допечатает. По его морщинке мужду бровей пытаюсь понять, как у него дела и что случилось? Может, я бы смогла чем-то помочь?
Он громче обычного щелкает мышкой, видимо, заканчивая работу, и поворачивается ко мне.
— Ну и что произошло, рассказывай.
У меня даже горло пересыхает и слюна медленно соскальзывает, щекоча там стенки
