Каждый искренне раскаивающийся человек должен получить прощение.
Я хмыкнула.
– Ерунда всё это. Я не поняла ни единого слова.
– Неважно. Ты стала проводником.
Бабушка посмотрела на солнце, уже задевающее верхушки деревьев, тряхнула головой, будто отгоняла тягостные мысли. Улыбнулась.
– Ты проголодалась? Я вареников с картошкой налепила. Сейчас сварим их, заправим сливочным маслом с жареным лучком и наедимся до отвала.
Я боялась, что после пережитого пусть и кратковременного страха этой ночью не усну, но нет, спала крепко и без всяких сновидений.
Спустя время я услышала байку о том, что ведьма не может умереть, пока не передаст свой дар другому человеку. А чтобы её дух смог покинуть тело, нужно открыть окна, двери и даже пробить дыру в потолке.
Меня насмешил этот рассказ: я подумала о том, как бы пробивали дыру, если бы сверху лежала не глина с дранками, а бетонная плита. Никакого дара ведьмы я в себе не ощущаю. Только вот пугающий сон продолжает регулярно сниться, заставляя просыпаться в поту и с колотящимся от страха сердцем. А ещё… с каждым разом в нём появляется всё больше деталей. Сегодня вместо мордочки кошки я увидела лицо бабы Маши и эту её полуулыбку… Б-р-р-р.
История третья: Быль или небыль?
Иногда на юге в разгар лета случается удивительная погода. Стоит настолько испепеляющая жара, что птицы прячутся в густой кроне деревьев и не поют, деревенские собаки бессильно лежат в тени, высунув языки, переставая лаять на прохожих, а люди сидят по домам, не рискуя бродить под жгучим солнцем. В тоже время, несмотря на пекло, воздух становится таким прозрачным, что всё вокруг кажется выпуклым и ослепительно ярким. И я бы с удовольствием осталась в кондиционированной прохладе офиса, но надо было срочно перезаключить страховку на дом и машину одной из жительниц отдалённого хутора.
Доехав на маршрутке до поворота на хутор, я выбралась из салона авто и сразу попала в объятия горячего воздуха. Дорога, ведущая от трассы к хутору, походила на блестящую слюдяную ленту. Вздохнув, я зашагала по ней, радуясь, что надела туфли без каблуков. Сейчас они бы просто проваливались в размягчённый асфальт. Свернув на нужную мне улицу, замерла: впереди между домами разливалось небольшое озеро. Ветер колыхал камыши, росшие по его берегам, изредка по воде пробегала рябь и тогда маленькие волны тревожили зелень ряски. Я протёрла глаза – озеро исчезло. Мираж, подаренный летним зноем, растворился в воздухе. Передо мной снова лежала обычная асфальтированная дорога. Стояла такая тишина, как будто все вымерли вокруг, а я осталась одна-одинёшенька на все земле. Добравшись до нужного мне дома, я негромко позвала хозяйку.
– Зинаида Петровна!
В этой хрустальной тишине мой голос прозвучал так неуместно, словно нарушал очарование дня. Я знала, что моя клиентка должна быть дома, только вчера мы договаривались о встрече. Повысив голос, позвала ещё раз. Дверь дома отворилась, на ступеньки вышла Зинаида Петровна. Приподняв очки, она посмотрела на меня. В блёклых голубых глазах пожилой женщины промелькнуло узнавание.
– Калитка не заперта, – заявила она, спускаясь с высокого крыльца. – Давай на летнюю кухню, там и заполнишь свои бумажки.
– Добрый день, Зинаида Петровна, – поприветствовала я её. – До заполнения договора, я бы хотела осмотреть машину.
– Да без проблем. – Хозяйка дома распахнула ворота гаража.
Оглядев красную «Мазду» и убедившись, что на автомобиле нет повреждений, я прошла за Зинаидой Петровной в летнюю кухню. Усевшись за стол, стала заполнять бумаги.
– Давно у тебя эта шишка? – поинтересовалась она, не сводя глаз с моей правой руки.
– Больше года. – Меня смутила прямота клиентки. Обычно люди, заметив у меня на запястье уродливую розовато-белую шишку, портящую кисть, отводили глаза, делали вид, что не замечают её. Пока шишка была маленькая, я скрывала её под широким браслетом, но сейчас и он не помогал спрятать этот нарост.
– Это просто жировик, – задумчиво произнесла Зинаида Петровна. – Его можно убрать.
Я вздохнула.
– Никак не найду время обратиться к хирургу…
– Тебе не нужен врач. Сегодня ты удачно пришла. Твой жировик можно вывести безо всякого хирургического вмешательства. Моя мама, царствие ей небесное, поможет. Пойдём со мной.
Я с удивлением уставилась на клиентку: царствия небесного обычно желают умершим. Неужели Зинаида Петровна собирается провести глупый обряд над фотографией покойницы?
– Ты чего замерла? Мою маму бояться нечего: она была добрым, хорошим человеком. Поверь, ты и не заметишь, как по происшествие некоторого времени шишка исчезнет сама собой.
Я поднялась со стула. Решив: от меня не убудет, так почему бы не послушать человека, желающего мне помочь.
Мы поднялись по ступенькам в дом. По широкому коридору Зинаида Петровна провела меня в гостиную. От неожиданности я вскрикнула. Посреди светлой, большой комнаты на табуретках стоял гроб. Вдоль одной из стен расположился ряд стульев, у другой несколько венков, сплетённых из веток живой хвои и бумажных цветов.
– Ты чего остолбенела, покойников что ли боишься? – хмыкнула Зинаида Петровна и наставительно добавила: – Живых надо бояться. Моя маменька за всю жизнь никому ничего плохого не сделала. – По загорелым морщинистым щёкам женщины прокатилась пара слезинок. – Как жила тихо, так тихо и умерла.
– Почему возле гроба никого нет? – изумилась я.
– Так её только недавно привезли. К ночи мои подруги придут, посидят, молитвы почитают, – как-то обыденно, просто и спокойно произнесла Зинаида Петровна. Наклонившись над гробом, она развязала покойнице руки. Взяла её за палец. – Если хочешь избавиться от шишки, подойди ближе, – посоветовала она мне.
Не подозревая о том, что Зинаида Петровна хочет сделать, я приблизилась к ней. Я старалась не смотреть на покойницу, но мой взгляд, будто магнитом, притянуло к худому сморщенному лицу маленькой старушки, похожей на высохшую мумию. В окна, не задёрнутые шторами, вливался яркий солнечный свет, из-за этого смерть казалась какой-то нереальной, невсамделишной.
Зинаида Петровна крепко обхватила мою руку и стала водить пальцем покойницы по шишке на запястье. Ощутив прикосновение холодного пальца к коже, я дёрнулась в попытке освободить руку, но Зинаида Петровна будто этого ожидала – ещё крепче сжала мою кисть. Что-то бормоча себе под нос, она продолжала надавливать ледяным пальцем покойницы на жировик. Я много раз слышала выражение «могильный холод», но впервые осознала, что это значит на самом деле. Мне казалось, прикосновение умершей замораживает мою кровь, останавливает её движение в кисти и этот холод проникает до самого сердца. Ничего более ледяного и студёного, чем ощущение от хладного пальца покойницы, я не ощущала ранее. Приложив усилие, мне, наконец, удалось освободиться от захвата новоявленной лекарши. Она, не замечая моего состояния, удовлетворённо кивнула.
