дама со строгой прической – не снизошла до ответа на столь вздорное заявление.
Чопра вздохнул про себя. Конечно, миссис Субраманиум была права. Но он понимал, что его жена никогда этого не признает.
Поппи стала первым человеком, осмелившимся восстать против многолетнего господства миссис Субраманиум над комплексом «Эйр Форс Колони». Пять лет назад, едва заселившись в комплекс, Поппи сразу подметила, что все прочие квартиросъемщики боятся пожилой вдовы. Никто из них никогда не критиковал распоряжений миссис Субраманиум. Более того, никто из них даже ни разу не попросил копию легендарных правил проживания, на которые вдова с завидным постоянством ссылалась и которые якобы служили основанием для ее жесткого диктата.
Сама Поппи, как Чопра выяснил уже вскоре после свадьбы, не боялась ничего и никого.
Спустя какое-то время она по собственной инициативе начала создавать рабочие группы, собирая соседей для решения различных проблем, которые сама же и выискивала.
За один только прошлый год ей удалось – к великой досаде миссис Субраманиум – добиться от управляющего комитета разрешения открывать в праздники площадки на крышах трех высоток комплекса – например, по случаю фестиваля Дивали или в канун Нового года. Во многих зданиях города верхние террасы были открыты для жильцов, и это воспринималось как нечто само собой разумеющееся, однако миссис Субраманиум долгое время выступала против сборищ на крышах, доказывая, что они станут причиной, как она выражалась, «неподобающего поведения».
Чопра посмотрел на одну женщину, потом на другую: те не сводили глаз друг с друга. Чопра знал, что разговаривать с женой, когда она в подобном настроении, бесполезно.
В итоге сошлись на том, что слона посадят на цепь возле будки охранников, в глубине двора, и животное будет находиться там, пока миссис Субраманиум не созовет членов управляющего комитета для вынесения официального решения по вопросу.
* * *
Чопра и Поппи жили на пятнадцатом этаже первой из трех высоток комплекса – в «Пумалай». Две другие носили названия «Мегдут» и «Виджай»: все три здания были названы в честь известнейших операций Военно-воздушных сил Индии. Ограниченность городского пространства вынуждала большинство представителей зарождающегося среднего класса селиться в таких многоэтажных темницах. Мумбаи представлял собой одну необъятную стройку. Чопра считал, что если люди и дальше будут столь же рьяно втыкать повсюду высотки, то город скоро превратится в подобие гигантской игольницы. И это его не радовало.
Едва он открыл дверь своей квартиры, как тут же оказался во власти густых запахов благовоний и ароматической древесины. На мгновение ему сделалось дурно.
На полу просторной гостиной восседало самое неприятное Чопре во всем мире существо и взирало на него привычно осуждающим взглядом.
– Где ты был? – взвилась Пурнима Дэви, мать Поппи. – Неужели нельзя было хотя бы сегодня прийти вовремя?
Старуха – седовласая, похожая в своем белом траурном сари на паучиху, – глядела на него, и даже черная повязка у нее на глазу источала враждебность.
Взгляды их никогда не сходились. Причем в буквальном смысле этих слов, поскольку глаз у старухи остался всего один – второго она лишилась много лет назад в схватке с молодым петухом. И все же главная причина их конфликтов крылась не в этом, а в том, что Пурнима так и не признала Чопру достойным мужем для своей дочери.
В свое время Пурнима Дэви, озаботившись отбором женихов для Поппи, проведала, что на дочку положил глаз местный землевладелец-джагирдар Мохан Вишванат Дешмукх. То, что он был почти на тридцать лет старше Поппи, успел похоронить жену и пользовался недоброй славой пьяницы и волокиты, ее, похоже, не смущало. Он владел землей – ничто другое значения не имело.
«Ты могла бы быть женой джагирдара», – упрек этот, как знал Чопра, то и дело слетал с уст старухи. Чтобы попенять дочери, она старалась улучить момент, когда зять был поблизости, и в последние три года – с тех пор, как скончался ее муж Дикар Бхонсле и она переехала жить к Чопре и Поппи, – ей это удавалось довольно часто.
Чопра в очередной раз задумался о том, насколько непредвзята смерть: забрав такого добродетельного, великодушного и уважаемого человека, как его тесть, она пощадила его невыносимую жену, о которой Чопра никогда и ни от кого не слышал ни единого доброго слова.
Чопра не раз пытался убедить Поппи, что ее матушке лучше было бы вернуться обратно в деревню, к сыну. В конце концов, заботиться о немощной матери семейства должен был именно родной сын, а не принятый в семью зять. Но Поппи и слышать об этом не желала.
– Ты же знаешь, до чего Викрам непутевый, – говорила она. – Он о себе-то позаботиться толком не может, как же он будет приглядывать за нашей мамми-джи?
Когда теща двинулась к нему, Чопра встревоженно нахмурил брови. Но затем вспомнил, что старая ревнительница культа – при потворстве и содействии со стороны его жены – в ознаменование отставки зятя подготовила специальную религиозную церемонию.
Чопра по своей натуре не был религиозен. Он давно пришел к заключению, что организованная религия служила основным источником раздоров в его великой стране. Себя он считал убежденным антиклерикалом: ко всем вероучениям относился с равным почтением и равнодушием. Благородный настрой сбивало лишь одно обстоятельство: Поппи была страстной поклонницей всего, что, по мнению Чопры, погружало в ритуальную составляющую веры.
Взять хотя бы нынешний вечер. Отставка – уже свершившийся факт. И что в этой связи должен предпринять бог?
Чопра бросил беспомощный взгляд на жену. Но Поппи была добровольной соучастницей уготованной ему экзекуции и лишь ободряюще улыбнулась в ответ.
Он уделил церемонии ровно столько времени, сколько потребовалось теще, чтобы размазать по его лбу священный пепел, затем со всей возможной неуклюжестью засунуть ему в рот зачерствевший шарик сладкого теста, едва не лишив при этом зуба, и позволил себе удалиться.
Снова спустившись вниз во двор, он обнаружил стайку местных ребятишек – они собрались вокруг слона, который сидел теперь на цепи с навесным замком, прикованный к металлическому шесту возле будки охранников позади высоток. Эта часть двора была зацементирована: пол здесь круто уходил вниз и выравнивался уже только возле кирпичной стены, огораживающей территорию комплекса по периметру. В сезон дождей впадину постоянно заливало, и несчастным охранникам – Бахадуру и Бхиму Сингху – по пути к своей будке и обратно приходилось преодолевать бушующие дождевые потоки, поднимавшиеся почти до уровня коленей.
Слоненок припал к земле и грустно смотрел на детей. Он казался невероятно подавленным и, по мнению Чопры, несколько исхудавшим. Вряд ли при мысли о слоне кому-то придет на ум слово «тщедушный», но этот слон определенно выглядел так, будто ему требовалось восстановить силы.
Чопра заметил, что вокруг слона цветными мелками нарисовано несколько кругов. Пока
