Книга Инспектор и бабочка - Виктория Платова

– …Так кто все-таки обнаружил тело?

Кажется, этот вопрос он уже задавал. И даже получил вполне вразумительный ответ, вот только ответ в памяти не зафиксировался. Не то чтобы память Ике́ра Субисарре́ты была дырявой, как чулки уличной шлюхи, – вовсе нет. С памятью у Икера Субисарреты все обстояло блестяще, и она легко подпадала под определение «цепкая», «профессиональная» и даже «фотографическая» – 360 дней в году.

Триста шестьдесят – за вычетом пяти, приходящихся отнюдь не на Рождество, собственный день рождения (Икеру не так давно исполнилось тридцать пять) или день рождения любимой девушки (у Икера нет любимой девушки).

Любимой девушки нет, а пять дней есть. Пять июльских дней: они выстроились в цепочку и крепко держатся друг за друга и, если посмотреть на них непредвзято, они лучше любой любимой девушки. Лучше всех девушек, вместе взятых. А «непредвзятый взгляд» – это взгляд самого Икера, и ничего более субъективного придумать невозможно.

Непредвзято-субъективный субисарретовский взгляд упирается в клавишные, духовые и ударные, а еще – в губы, способные извлекать звук из духовых. И в руки, способные извлекать звук из ударных и клавишных. Все вместе это называется:

«Джаззальдия».

Пять дней неистового джаза, которые ежегодно накрывают Сан-Себастьян во второй половине июля; Сан-Себастьян, а вместе с ним и Икера Субисаррету – джазового фаната и инспектора криминальной полиции по совместительству. Лет десять назад именно пятидневная jazz-интифада заставила Икера сменить Бильбао на Сан-Себастьян; именно она, а не расхожее мнение, что-де в курортном Сан-Себастьяне дела с преступлениями обстоят намного лучше, чем в Бильбао (их там почти не случается). И основное занятие ленивых сан-себастьянских полицейских – пинать балду в длинных, как пляж Сурриола, промежутках между расследованием краж носовых платков из номеров пятизвездочного отеля «Мария Кристина». Там обычно останавливаются залетные голливудские знаменитости, и именно им принадлежат носовые платки, украшенные монограммами.

WhG – Вупи Голдберг.

ShS – Шэрон Стоун.

Ch… – последняя буква не читается, она залита чем-то темным (соус? вино?), и это дает толчок воображению: то ли Чарли Шин, то ли вовсе Шарлиз Тэрон.

Полицейское управление Бильбао (предыдущее место работы Икера), несомненно, склонилось бы к Шарлиз. Да и сам Икер предпочел бы Шарлиз (краденый платок Шарлиз как повод познакомиться с кинодивой поближе), вот только никаких заявлений от звезды не поступало. Служба безопасности в «Марии Кристине» – выше всяких похвал.

А ночь, проведенная в «Марии Кристине», стоила бы Шарлиз, а заодно и Шэрон, а заодно и Вупи, две тысячи евро, как минимум. Сколько платков можно нашить на эти деньги?..

Даже будь они из тончайшего батиста с золотой каймой – все равно счет пойдет на сотни, так станет ли кто-то из рассеянных голливудских небожителей заморачиваться кражей одного-единственного? Вывод напрашивается сам собой: в полицейском управлении Бильбао сидят завистливые дураки, понятия не имеющие, что такое Сан-Себастьян.

И в Сан-Себастьяне случаются преступления. И убийства тоже случаются, так что пинать балду Икеру Субисаррете до сих пор не удавалось. Но он и не жалуется – работа есть работа: работа убийц – убивать, работа Икера – ловить убийц, круговорот дерьма в природе не знает выходных. А теперь выпачканным в дерьме оказался и единственный праздник, милый сердцу Икера Субисарреты. Выпачканным – если, конечно, смотреть не со стороны духовых и клавишных (никакое дерьмо к ним не пристанет), а со стороны полицейского инспектора.

Стоящего сейчас посреди одноместного номера в отеле «Пунта Монпас».

«Пунта Монпас» далеко до «Марии Кристины», две звезды против фешенебельных пяти, но гостиница не так чтобы плоха – совсем напротив. Ее даже можно назвать милой, хотя и тесноватой на вкус Икера: крошечные номера, где стены душевой кабинки упираются в изголовье кровати; карликовые, с претензией на авторский дизайн, холлы; узкие и крутые, напоминающие корабельные трапы, лестницы. И окна под стать лестницам – такие же узкие, они зависают где-то под потолком. Правда, крохи пейзажа, доставшиеся окнам, чудо как хороши! Бухта, часть пляжа и – изменчивое атлантическое небо над всем этим великолепием. Небо просматривается лучше всего, а двух тысяч евро, сэкономленных на ночи в «Марии Кристине», милашке Шарлиз хватило бы, чтобы не только снять всю «Пунта Монпас», но и устроить здесь пижамную вечеринку с коктейлями и Melody Gardot в качестве приглашенной звезды.

Наличие пижамы – краеугольный камень дресс-кода.

Облаченная в пижаму Шарлиз выглядела бы ослепительно.

Облаченная в пижаму приджазованная Melody выглядела бы пикантно.

И лишь облаченный в пижаму труп совсем не греет сердце Икера Субисарреты. Во-первых, потому что он – труп. Во-вторых, потому что пижама на нем дурацкая: рождественские шары на красном фоне. В чертовы шары чего только не понапихано: птицы, окарикатуренные олени, мелкие зверюшки мультяшного вида. А учитывая, что надета она на взрослого, а не на ребенка… Это должен быть какой-то особенный взрослый, а попросту – сентиментальный, подзадержавшийся в детстве недоумок. Или «человек с осами в голове», как любил выражаться Альваро.

Но самое неприятное заключается в том, что этот пижамный труп с несостоявшейся вечеринки Шарлиз Тэрон напрочь испортил Икеру сегодняшний вечер – третий по счету в пятидневном джаззальдийском марафоне. А этот вечер обещал инспектору не кого-нибудь, а самого Джорджа Бенсона!.. Нет-нет, вчерашние толстухи из «Чикаго-блюз» тоже были замечательными, и совсем юный мальчик-саксофонист (надо бы уточнить его имя, оно было указано в программке), но Бенсон… Послушать Бенсона живьем – разве не об этом мечтал Икер Субисаррета? Раньше он уже слышал живьем Би Би Кинга, и Майкла Фрэнкса, и еще с десяток знаменитых и великих джазменов. И Бенсон просто не имел права не пополнить этот – во всех отношениях выдающийся – список. Поутру, еще толком не проснувшись, Икер предвкушал великолепие сегодняшнего вечера, а перепетый Бенсоном хит «Marvin said» так и звучал в его ушах, – и вот, пожалуйста… Вместо Джорджа он вынужден лицезреть мужской труп в дурацкой пижаме.

Мужчина (подзадержавшийся в детстве недоумок) лежал на кровати ничком, лицом вниз, в луже крови, по цвету сильно напоминающей его же собственный прикид; кровь вытекла из зияющей на затылке раны. Такой огромной, что в нее без всякого усилия можно было бы затолкать рождественский шар – не из тех, что украшали пижаму, самый настоящий. Запекшаяся чернота пролома резко контрастировала со светлыми волосами покойного, и Икер тотчас переключился на рассуждения о том, чем мог быть нанесен удар.