ещё учиться в пятом классе, иметь лучшего друга и женатых родителей.
Он стонал, мечтал и держал свою шляпу путешественника прямо под подбородком, как вдруг…
Он увидел в иллюминатор его: Одинокий остров.
Остров вырастал из океана, словно зелёный драгоценный камень: яркий, покрытый буйной растительностью и…
Он двигался! На долю секунды Милтону показалось, что весь остров был в движении: он дрожал и извивался, словно что-то постоянно растущее, что-то живое.
– Соколиные крылья меня подери! – прокричал Милтон, прислонившись носом к иллюминатору. – Что бы это значило… Ах-х-х!
Самолёт начал снижаться.
Треща и подёргиваясь, кукурузник опускался всё ниже, ниже и ниже, приближаясь к длинной заасфальтированной полосе на дальнем краю Одинокого острова, после чего совершил зубодробительную посадку, во время которой на борту всё полетело кувырком: ящики, мешки с почтой и пассажиры в соломенных шляпах.
– Мы прибыли? – охнул Милтон П. Грин, лёжа на полу самолёта.
Глава 6
Ахой[3], дядя Эван
Милтон потратил несколько минут на то, чтобы восстановить дыхание, после чего собрал свой рассыпавшийся скарб и сошёл с самолёта. Вновь ступив на твёрдую землю, он испытал невероятное облегчение. Также он испытал невероятное облегчение, потому что его не вырвало в новую шляпу, потому что солнце светило очень-очень ярко, а ещё потому, что ему действительно нравилась эта шляпа.
Дядя Эван ждал его, как и обещал. Он стоял под пальмой, увешанной кокосами, в футболке, которая когда-то была белой, и широкополой шляпе (но даже близко не такой классной, как у Милтона или Морского Ястреба). Его кожа загорела и обветрилась, а в чёрной бороде появились седые волоски. Он оказался маленьким, очкастым и, если говорить совсем откровенно, даже близко не таким эффектным, каким Милтон представлял его последние семь лет.
– Ахой, дядя Эван! – прокричал Милтон. – Я как никогда рад тебя видеть. Но ростом ты пониже, чем я помню.
– Это ты стал выше, – произнёс дядя Эван. Он говорил тихо, а уголки его губ изогнулись в самую крошечную из всех крошечных улыбок. – Как прошли полёты?
– Кошмарно, – ответил Милтон. – Ужасно. Очень-очень гадко.
– Что, настолько плохо, да?
– У меня очень чувствительный желудок, – посетовал Милтон. – И если уж совсем честно, я был не в восторге от всего этого плана провести лето на Одиноком острове.
– Что, правда? Ну, одет ты как раз для лета на Одиноком острове, – сказал дядя Эван, оглядывая ансамбль, в который нарядился Милтон: покрытые карманами отстёгивающиеся штаны, жилет в нашивках (в их числе была и нашивка Федерации Флоры и Фауны), туристические ботинки и разгрузочный пояс, в котором имелись бутылка с водой, фонарик, пневматический гудок, складной нож, водонепроницаемые часы, спички и другие важные для походов по дикой местности вещи. Неоново-зелёный бинокль, который родители купили Милтону, когда ему было пять лет (он так и не смог убедить их купить ему очень дорогой бинокль Увеличитель‑2000), висел у него на шее.
– Покупка этого снаряжения была частью хитроумного плана моих родителей убедить меня поехать сюда, – сказал ему Милтон. – Но, несмотря на это, мне оно очень нравится. И смотри: они даже купили мне самый настоящий походный дневник, – он вытащил тетрадь из одного из многочисленных карманов на молнии на штанах и показал её дяде, чтобы тот оценил.
– Это настоящий дневник натуралиста, – сказал дядя Эван, одобрительно кивая. – Готов поспорить, этим летом он тебе понадобится. Здесь есть на что посмотреть, – он замолк и, прищурившись, глянул на небо. – Нам лучше поторопиться. Ты немного опоздал, а так близко к экватору солнце садится довольно быстро.
Милтон последовал за дядей Эваном вниз по склону вдоль, по правде, довольно труднопроходимой дорожки, обрамлённой с обеих сторон пальмами. Он вспотел практически мгновенно, а вокруг него начал жужжать рой из миллиона жуков (три из них вдобавок залетели ему в рот!). Он почувствовал облегчение, увидев спрятавшееся в листве бетонное здание.
– Это твой дом? – спросил он. – Давай зайдём внутрь и посидим там часов двадцать?
– Это исследовательская станция, – ответил дядя Эван, оборачиваясь через плечо. – Не знаю, многое ли ты помнишь с моего последнего приезда, но я работаю тут с небольшой группой учёных. Сегодня все уже ушли, но завтра ты встретишься с ними, когда будешь гулять по острову.
Милтон попытался сказать: «Уверен, это будет здорово», – но изо рта у него вырвался лишь полуох-полустон.
– Мы почти на месте, – заверил его дядя Эван. – Видишь? Вон там причал.
Оказавшись по другую сторону здания, Милтон сумел различить проблеск тёмного аквамарина и вспышку белой пены, а затем, через несколько шагов, его взору открылся побитый штормом причал.
– Зачем нам причал? – спросил Милтон. – Разве мы не на месте?
– Дома находятся на другой стороне острова, – объяснил дядя Эван. – Нам придётся взять мою лодку.
Похоже, дни Милтона на твёрдой земле были сочтены.
Глава 7
Буэ!
Проведя всего пять минут в открытом море, Милтон уже поглаживал свой живот и стонал. Единственным утешением служило то, что его красивая шляпа была в безопасности: у него был целый океан, куда можно вырвать.
Дядя Эван, как мог, пытался его отвлечь.
– Знаю, ты, должно быть, немного переживаешь из-за своей поездки сюда, – сказал он, правя моторной лодкой в открытом море. – Нужно немного привыкнуть к тому, чтобы жить вдали от цивилизации. Это одна из причин, по которой Одинокий остров был необитаем и не изучен, пока пятьдесят лет назад сюда не приехала доктор Парадис. Помнишь, я тебе рассказывал про доктора Парадис?
– Уф! – простонал Милтон.
Дядя Эван, похоже, расценил это как «нет».
– Она скончалась вскоре после того, как я приезжал к вам в гости, – произнёс он, повышая голос, чтобы его можно было расслышать сквозь шум ветра и волн. – Прежде чем приехать сюда, она открыла тысячи новых видов, исследовала самые недоступные уголки мира и опубликовала дюжины книг и работ.
– Ох! – простонал Милтон.
– Однако остров очаровал её, – продолжил дядя Эван. – Во что только не пытались его превратить путешественники, исследователи, пираты и разработчики на протяжении столетий: в новую страну, курорт, военную базу. И все они в конечном итоге сдались и уехали. Но не доктор Парадис.
– Буэ! – прокричал Милтон.
Дядя Эван согласно кивнул.
– Да, она была гением, – сказал он. – Куда гениальнее меня. Прошло уже девять лет, а я всё ещё не разгадал этот остров. Впрочем, может, ты сумел бы мне помочь, Милт? Что думаешь?
Милтон ответил бы ему (если бы содержимое его сокращающегося желудка не поднималось вверх по пищеводу), что он не совсем уверен, сможет ли помочь, и
