Хара-Хото? Просто хочет показать активность, вот и гонит с глаз долой. Сам, небось, будет сидеть здесь и осуществлять общее руководство».
Горищев вышел из кабинета. Он тут же позвонил домой:
— Обед готов? Я заеду! Что? Нет, бог с ним, с отдыхом! Лучше поскорей отделаться.
Часа через полтора, выходя из дома, Горищев посмотрел на небо, затянутое серой мутью, и покачал головой. Он втиснулся рядом с шофером в «Победу», буркнув только одно слово:
— Дудаки!
Это прозвучало у него, как «дураки».
Шофер лихо повел машину: дорога на Дудаки была ему хорошо знакома.
Упали первые капли дождя. Потом ударил ливень. Косой дождь хлестал в треснувшее и от времени ставшее палевым смотровое стекло. Казалось, что поля с оранжевыми скирдами хлеба и тронутой багрянцем зеленью — эго цветная картинка, расчерченная сверху донизу мутным грифельным карандашом.
«Еще полчаса такого потопа — и я засяду!» — уныло подумал Горищев.
Уже осталось позади шоссе «Победа» разбрызгивала кофейного цвета грязь на проселочной дороге.
А дождь все сеял и сеял, такой же унылый, как и мысли у Горищева, который намеревался вечером вкусно поужинать, послушать радио, соснуть пару часиков и только после этого отправиться ненадолго «в контору». Вызов к секретарю спутал все планы любившего точный распорядок Горищева.
Возле четырех березок с янтарными намокшими листьями показалось новое здание школы. За ним виднелись отстроенные колхозом в прошлом году дом сельскохозяйственной культуры и библиотека.
— Дудаки! — счастливым голосом возвестил шофер.
Горищев ничего не ответил. Машина ухнула правым колесом в раздолбанную колею, не видимую под водой необъятной лужищи, села дифером в глинистую гущу, и мотор заглох.
— Слезай, приехали! — зло буркнул Горищев.
Шофер долго пробовал сдвинуть машину с места. J4otop подвывал, но даже вода вокруг оставалась неколебимой. Судя по всему, застряли прочно.
— Пойду в село! — виновато промолвил шофер. — Надо трактор просить.
Он хотел было осторожно добраться до твердого грунта, но потом махнул рукой и погрузил левую ногу в лужу, так, что из воды торчал только верхний край голенища. Горищев услышал, как чавкала размокшая глина, и невольно пошевелил пальцами в легких полуботинках.
*
Секретарь райкома Снигирев после утреннего разговора с Горищевым сразу же выехал в дальний сельсовет, находившийся километрах в пятидесяти за Дудаками, и до дождя осилил главную часть пути.
Через двое суток, когда солнце, уже успевшее высушить омытую дождями землю, приближалось к закату, секретарь райкома проезжал через Дудаки.
«Если Горищев еще не уехал, прихвачу с собой! — решил Снигирев. — Кстати и потолкуем: давно хочу поближе с ним познакомиться. Как про таких говорят: «На подъем тяжел».
Секретарь усмехнулся: выходит, что и он сам не легче на подъем, если столько времени собирается узнать поближе Горищева, а все откладывает.
— Давай-ка, Толя, остановимся на перекур! — сказал он шоферу.
День был воскресный. Машину сразу окружили ребята.
— Здравствуйте, Василь Петрович! — нестройно загалдели они.
— Здорово, друзья! — серьезно ответил Снигирев и спросил: — Конечно, вы все знаете, что на селе делается. Ну вот ты скажи, — обратился он к вихрастому пареньку с фиолетовыми пятнами чернил на пальцах обеих рук, — здесь еще товарищ Горищев?
Но эта фамилия, видимо, ничего не говорила ни вихрастому, ни его товарищам.
Снигирев пояснил:
— Из районо!
Ребята по-прежнему молчали и переглядывались, а один даже пожал плечами.
— Странно: позавчера должен был приехать! — проговорил Снигирев и подумал: «Неужели опять какую-нибудь отговорку сочинил, чтобы остаться? Не может того быть!»
Секретарь решил набраться терпения и завел разговор издалека:
— В пятницу дождь был?
— Ага! — весело ответил вихрастый паренек, радуясь возможности хоть что-то подтвердить.
— В тот день на машине кто-нибудь сюда приезжал?
— На «Победе»? — уточнил паренек.
— На «Победе»! — подтвердил секретарь. — Темно-зеленая машина.
— Ребята, это которая вечером возле школы села, — сведя брови и вытаращив глаза от сознания ответственности разговора, выпалил паренек постарше, с красной нашивкой звеньевого.
— Точно! — согласился вихрастый.
— Значит, установлено, что машина была! — по привычке резюмировал секретарь. — А в ней сидел такой приличных размеров дядя. Лицо — вот, шея — вот.
Секретарь для убедительности развел руками, изображая Горищева.
— Был такой пузан! — кивнул вихрастый паренек и пояснил: — Но только он не из районо, а музыкант.
— Как музыкант?! — не мог Снигирев удержаться от возгласа изумления, — Расскажи толком.
Вихрастый слегка покраснел, скосив глаза на приятелей, соображая, оценили ли они, что именно его, а не кого другого, даже не звеньевого, выбрал секретарь райкома для рассказа, и, не торопясь, напал:
— Петька из шестого «А» прибежал и кричит: «Зеленая «Победа» у школы в лужу села!» Мы все туда, к школе. Верно: правым колесом загрязла.
— Левым! — поправил звеньевой, видимо, очень обиженный, что для рассказа выбрали не его.
Губы вихрастого презрительно выпятились и стали похожи на скобку, концами обращенную вниз.
— Эх ты, левым! Ведь этот толстяк сидел справа. Или ты его спутал с шофером?
Ребята рассмеялись. Видимо, все помнили необъятные размеры Горищева.
Вихрастый продолжал:
— Шофер пыхтел, пыхтел, а вывести машину не мог. Он пошел к трактористам. А те в ночной смене. Музыкант включил радио. Концерт какой то транслировал. То ли Чайковского, то ли Глинки, я уже не помню.
— Глинки! — вставил звеньевой.
— Может, и Глинки! — великодушно согласился вихрастый. — Дядя Миша предлагал музыканту вылезти…
— Кто это дядя Миша?
— Председатель сельсовета, — поторопился сказать паренек с нашивкой. — Михаил Герасимович! Его дядя!
Он ткнул пальцем в вихрастого.
— Дальше! — попросил секретарь, стараясь скрыть улыбку. Он уже начал догадываться, что за история произошла с Горищевым.
— Так вот, Михаил Герасимович и кричит музыканту: «Выходите, чайку попьем!» — а тот показал на свои ноги в полуботинках и галошах и на лужу п не вышел. «А чай, — говорит, — у меня в термосе есть». Концерт, конечно, многие послушали. У нас музыку любят. Свое-то радио в ремонте.
— И чем же все это кончилось? — спросил секретарь, обращаясь на этот раз к звеньевому.
Просиявший паренек с красной нашивкой затараторил так, будто заранее знал, что без него все-таки не обойдутся, потому заготовил свой рассказ и теперь шпарил наизусть:
— Целую ночь музыкант просидел. Все транслировал. До семнадцати ноль-ноль концерт был, потом ответы на вопросы радиослушателей по международному положению, потом «Пиковую даму» из Большого театра передавали, потом спортивный выпуск последних известий.
— Постой, постой… А «музыкант»-то что делал? — уже не скрывая веселья, спросил секретарь.
— Как что? — удивился звеньевой. — За радиопередачей следил. Я же говорю, транслировал.
Он растерянно посмотрел на хохочущего секретаря и закончил несмело:
— А утром его эмтээсовский трактор вытащил.
— Значит, в субботу утром он и уехал? — уточнил секретарь.
На сей раз решил вставить фразу вихрастый паренек:
