пишут, если справедливо, мы не боимся, — убежденно заявила Таня.
Светина мама покачала головой:
— Лучше сказать учительнице. Пусть она…
— Она тысячу раз отчитывала Вальку. И теперь тоже считает, что надо протащить ее в стенгазете, — перебила Света.
— А ты папе рассказывал об этом деле? — спросила Игоря Светина мама.
Игорь смущенно улыбнулся:
— Он говорит: «Зачем выносить сор из избы?»
— А моя мама за то, чтобы написать, и она рада бы помочь, да только у нее слог неважный. Это она мне сама сказала, — выпалила Таня.
Светин папа закивал головой, а Светина мама вскочила со стула и, не обращая внимания на Танины слова, заявила:
— Вот видишь, Коля, не только я гак думаю, но и папа Игоря. Ты абсолютно неправильно делаешь, поощряя разные кляузы среди детей.
— Это не кляузы. Это самокритика. И вмешательство коллектива, — ответил папа, смущенно разглаживая голубую бумагу, на которой уже появился чертеж каких-то шестеренок.
— Ах, оставь, пожалуйста! — вскинулась на него мама. — Ты сейчас в семье, а не на собрании и не на своей редкол-ле-гии.
Последнее слово она выговорила по складам, презрительно, чуть в нос, точь-в-точь, как в некоторых театрах произносят иностранные слова.
— Да я что? Я ничего, — сразу сник Светин папа. — Я только высказал свое мнение. Полагаю, что это никому не возбраняется.
— Вот потому, что не возбраняется, у нас так много «мнений» о воспитании, — назидательно и все более повышая тон, говорила Светина мама. — А все дело в том. чтобы старшие показывали пример и разумно руководили. Наш долг — оградить детей, пока можно, от всяческих дрязг, от житейской грязи, будь уверен, что они испытают неприятности. Этого вокруг сколько угодно. Возьми хотя бы Иевлевых. Едва придут с работы, как начинают ссориться. Мне через стенку все слышно. Но я же об этом не кричу на всех перекрестках. Потому что если я про них скажу, то и они будут перемывать мои косточки.
— Позволь, они играют в заводском драмкружке и дома репетируют, — попробовал было уточнить факт Светин папа.
— Ах, оставь, пожалуйста! — вспыхнула мама. — У тебя на все найдутся оправдания. Нет, нет, я решительно против того, чтобы выносить сор из избы! Не тронь никого, и тебя никто не тронет. Если тебе нравится, — проявляй активность на заводе, но не сбивай с толку ребенка.
И Светина мама снова уселась за книгу и стала обмахивать разгоряченное лицо шелковым платочком цвета павлиньего хвоста.
Игорь и девочки приуныли. У них опустились не только плечи, но и уголки губ. Огонь в глазах погас.
— Пошли, Таня, — тихо сказал Игорь.
Еле слышно попрощавшись, они выскользнули за дверь.
Через месяц Светина мама увидела Валю. Вместе с Таней и Игорем она в воскресенье зашла за Светой. Компания уговорилась идти в кино на новый фильм. Оживленная, улыбающаяся, секунды не стоящая на одном месте, Валя все торопила:
— Опоздаем — не прощу!
Когда Света вернулась домой, мама спросила:
— Я все собиралась узнать у тебя: как теперь Валя учится?
— Три двойки исправила. Иначе мы бы ее в кино не взяли.
И девочка уверенно добавила, тряхнув головой, так что длинные косы разлетелись в стороны:
— Есть еще тройка. Но не беспокойся, и ее исправит.
— И вежливая какая!
— Когда захочет, — сказала Света и отвернулась: ее взгляд встретился со взглядом отца.
А мама говорила и говорила, и сразу было заметно, что она очень довольна:
— Видишь, отлично все устроилось. Вырастет хорошей девочкой. Л как легко могли вы причинить людям огорчение? Надеюсь, теперь ты, Коля, убедился, что я была глубоко права?
Мать ушла на кухню. Света подошла к отцу близко-близко и зашептала:
— Наверное, мама считает, что я все еще маленькая? Как ты, папа, думаешь, сказать, что это наша заметка на Валю подействовала?
— Тс-с! Что ты?! — испуганно замахал на нее руками отец. — Еще, чего доброго, проболтаешься, что я тебе помогал писать.
В этот вечер Николай Николаевич решал, наверное, очень сложную техническую задачу: он долго сидел над листом бумаги и все думал и думал. Но если бы Света заглянула в чертеж, как иногда делала, когда звала папу к чаю или ужину, то удивилась бы: в десятках вариантов была изображена она сама, Света, и не маленькая девочка, а девушка с комсомольским значком на форменном платье и с пристальным и серьезным взглядом.
МУЗЫКАНТ
Точность секретаря райкома партии Василия Петровича Снигирева была хорошо известна. Поэтому уже без пяти двенадцать исполняющий обязанности заведующего районным отделом народного образования Иван Никанорович Горищев сидел в приемной.
«Я знаю, — невесело размышлял Горищев, вытирая платком тройную складку на затылке, покрытую от волнения мелким бисером пота. — Все заранее знаю… Пропесочивать будет. К месту или не к месту, а уж обязательно помянет: дескать, ты, Горищев, отсиживаешься в районе, не ездишь но колхозным селам, не заглядываешь в школы. Ну что ж, хочет, чтобы поехал? Пожалуйста!»
Последние слова он мысленно произнес так трагически, будто клал голову на плаху, жертвуя собой за великое дело, и эту жертву по заслугам смогут оценить только потомки.
Горищев знал, что есть за ним такой грех: не любит он трясти в поездках свои сто десять килограммов живого веса. Когда-то он был учителем пения, потом директорствовал в школах, а последние годы обосновался в районном центре. Заведующий часто болел, и Иван Никанорович его замещал.
Секретарь райкома открыл дверь.
— Прошу, товарищ Горищев!
Под медлительный и басовитый бой часов, возвещавших наступление полдня, Иван Никанорович вошел в кабинет.
— По прогнозам впереди дожди, — без предисловия приступил к делу Снигирев. — Надо завершать строительство школ. А вот у меня есть сигнал, пишет парторг из села Дудаки, что там часть кровли на новой школе не покрыта. Председатель сельсовета сидит дома, чаевничает, а о школе не думает. И материалы разбросаны. И в расчетах с рабочими что-то напутали. Надо съездить, проверить. С народом потолкуйте. Если потребуется, подскажите, что сделать, помогите.
Секретарь поднял усталый взор на Горищева.
— Ничего об этом не слышали?
— Нет! — выдохнул Горищев.
Секретарь нахмурился и сказал:
— Отсиживаться в районе сейчас не время.
Горищев стал краснеть с шеи и, когда кровь прилила к щекам, потянулся за платком. Он ждал, что секретарь райкома начнет развивать эту неприятную тему. Но Снигирев поднялся и отставил кресло.
— Выезжайте, не задерживаясь. Загляните домой, экипируйтесь соответственно — и в путь. Сапоги-то у вас есть?
Горищев вытер пот и недовольно подумал: «Еще советы дает: экипируйтесь… Сапоги… Что это: восхождение на Казбек? Или розыски мертвого города
